Когда мы чувствуем отчаяние и бессилие, то задаем себе вопрос: насколько жизнь еще имеет смысл? Как жить дальше, если совсем нет сил? На что мы можем опереться? Взгляд экзистенциального аналитика Альфрида Лэнгле.
Альфрид Лэнгле, основатель собственного метода экзистенциального анализа, президент Общества Экзистенциального Анализа и Логотерапии в Вене (Австрия).
Начнем с того, что такое отчаяние. Это стесненность, отсутствие выхода, решения. Например, студент знает: завтра экзамен, но он уже не успевает подготовиться. Или человек попадает в глухую пробку по пути в аэропорт. Времени все меньше, и, если не произойдет чудо, он не успеет на самолет. Или человек построил дом, взял в банке ипотеку, его долги все увеличиваются, а отдавать их нечем.
Когда возникает отчаяние, мы понимаем, что больше ничего не можем сделать. В отчаянии мы всегда испытываем бессилие. До тех пор, пока мы еще что-то можем, идем к цели, отчаяние не наступает. Отчаяние приходит, когда мы замечаем, что уже поздно: несчастье уже произошло. Оно разрушает то, что ценно.
ДВА ПОЛЮСА: ОТЧАЯНИЕ И НАДЕЖДА
Если наводнением смыло дом, если умер ребенок, если я пережил насилие, если в моих отношениях постоянно происходят ссоры, если я вел такую жизнь, которая привела к неправильным решениям (разлуке, аборту, алкоголю…), то как мне жить дальше? Жизнь сломана, наполнена страданием.
Отчаявшийся человек близок к самоубийству, потому что все, что представляет опору, ценность, — ломается. Либо уже сломано, либо я наблюдаю, как оно приходит в упадок и исчезает. Я испытываю боль, когда вижу, что вещи, которые важны, разрушаются. Или я стою посреди руин разрушенной жизни. Больше нет никакой надежды. Что еще может быть? Будущего нет, настоящее — это руины, пропасть.
У меня нет возможности вмешаться и что-то сделать, принять решение. У меня нет выбора. Я подхожу вплотную к стене. Я бессилен
Противоположный полюс отчаяния — надежда. Если у меня есть надежда, тогда есть жизнь. Пока существует надежда, не все потеряно. Может произойти какой-то поворот, потому что хорошее еще не исчезло: дом еще стоит на месте, отношения еще проживаются, ребенок, хотя и болен, может выздороветь. Человек надеется, что диагноз, который ему поставлен, не самый серьезный. Он надеется, что скоро найдет работу и погасит долги.
У надежды и отчаяния заметно сходство: у них одна и та же структура. Если я надеюсь, я тоже переживаю что-то, похожее на бессилие. «Я надеюсь» означает, что я больше уже ничего не могу сделать. Я привез ребенка в клинику, я забочусь о нем, нахожусь рядом с ним, врачи делают то, что они могут сделать… И все же я могу надеяться.
Как такое возможно? Когда я надеюсь, я связан с ребенком и его жизнью. И я не откажусь от ценности этих отношений. Возможно, я просто сижу сложа руки и уже больше ничего не могу сделать, но я сохраняю связь. Парадоксальным образом я остаюсь активным. Я желаю лучшего. У меня еще пока осталось немного доверия.
Установка надежды — разумная установка. В надежде несчастье еще не произошло, а в том, что не произошло, еще нет полной уверенности. Может произойти что-то неожиданное, и самое надежное — верить, что положительный исход не исключается. Это возможно: ребенок поправится, я сдам экзамен, я не болен, я найду работу.
Лишь факты исключают возможность. Надежда направлена на будущее
Я держусь за свое желание, интенцию, надеюсь, что все может быть хорошо. Я остаюсь верным этой ценности. Для меня важно, чтобы ребенок был здоров, потому что я его люблю. И я остаюсь в отношениях. Я держу эту ценность высоко в руке.
Надежда — это искусство. Это духовное искусство. Рядом с собственной немощью, вместо того чтобы впадать в бессилие или летаргию, можно еще что-то делать, а именно — не отказываться от того, что ценно. При этом «делать» означает не внешние действия. Это дело внутренней установки.
Между надеждой и отчаянием существует еще одно понятие, которое близко отчаянию, а именно: «сдаться». Когда я говорю: «Это больше не имеет смысла», тогда я отказываюсь от ценного. Это близко к депрессии. Когда человек сдается, у него больше нет надежды. В равнодушии еще остается немного опоры — пока человек не попадает в пропасть отчаяния. В отчаянии же происходит по-другому: я уже нахожусь в пропасти.
Отчаяние не означает, что я сдался. Человек, который отчаялся, — это человек надеющийся
Это тот, кто еще связан с ценностями, кто хочет, чтобы ребенок поправился. У того, кто надеется, остается возможность положительного исхода. Отчаявшемуся человеку приходится видеть, что та ценность, за которую он держится, разрушается или уже разрушена. Тот, кто отчаялся, переживает, как умирает надежда. Разрушается то, что важно для его жизни.
Отчаяние — это боль. Датский философ Серен Кьеркегор много размышлял об отчаянии и сам переживал его. Для него отчаяние — это неправильное внутреннее отношение. Это внутреннее расстройство приходит извне, от чего-то другого. Кьеркегор расширил это и связал с Богом: тот, кто не хочет жить в согласии с Богом, тот отчаивается.
С точки зрения психологии отчаяние означает «не чувствовать надежды». Это значение наглядно прослеживается в романских языках (despair, désespoir, disperazione, desesperación). Без надежды я теряю связь с ценностью, утрачиваю несущую почву. Это подобно страху. Чувствуя страх, мы переживаем утрату почвы, несущей опоры. В надежде эта почва — любовь к чему-то ценному. У отчаяния структура страха и бессмысленности — больше нет контекста, который мог бы задавать мне ориентиры.
ЧТО ОЗНАЧАЕТ БЕССИЛИЕ?
Бессилие формирует отчаяние. Слово «бессилие» означает, что я ничего не могу сделать. Но это не тождественно выражению «ничего не мочь делать», потому что остается много вещей, которые я не могу сделать, даже если бы и хотел. Например, я не могу влиять на погоду, на политику, на головную боль. Я могу что-то сделать с этим косвенно, но не напрямую. Бессилие означает «не мочь ничего сделать, но хотеть».
Здесь две причины: ограничивающие обстоятельства или что-то, связанное со мной лично. Когда я отказываюсь от волнения, желания, исчезает и бессилие. Это открывает возможности для работы.
Где мы переживаем бессилие? В отношении к самому себе. Например, я могу чувствовать, что бессилен в отношении зависимости, по отношению к опухоли, которая растет, к бессоннице, к приступам мигрени. Я могу чувствовать бессилие в отношениях с другими: я не могу изменить другого человека. Но мне важны эти отношения! А теперь они больше похожи на тюрьму: я не могу их изменить, но я не могу и расстаться — хотя меня постоянно ранят, обесценивают.
Я могу чувствовать бессилие в семье, в которой происходят постоянные ссоры, растет напряжение, непонимание. Я уже все испробовал, говорил — и ничего не меняется. Конечно же, мы переживаем бессилие и в крупных сообществах: в школе, в армии, в компании, по отношению к государству — здесь часто появляется чувство «я ничего не могу сделать», мы привыкаем к нему.
Мы переживаем бессилие и в отношении природы, когда случаются наводнения, землетрясения, и в отношении экономических процессов, изменений моды
Бессилие — когда я заперт: в лифте, еще хуже — в горящем автомобиле. Тогда возникает страх и паника — я чувствую себя отданным жизни на растерзание. Я бессилен по отношению к депрессии. Я бессилен, когда чувствую себя одиноким, раненым, обиженным, отчужденным. Или когда вся жизнь кажется мне бессмысленной. Что я должен тут сделать?
Снова посмотрим на противоположный полюс — «могу». Что это означает? У «могу», как и у бессилия, двойная структура: оно, с одной стороны, зависит от обстоятельств, а с другой стороны, от моей силы и моих способностей. Здесь соединяются мир и мое собственное бытие. В «могу» мы соотносимся с обстоятельствами, и поэтому препятствия могут возникать извне. Например, я попал в пробку и не смог приехать вовремя на лекцию.
Но препятствия могут существовать и внутри. Например, я, к сожалению, не могу говорить по-русски. Это делает меня бессильным, потому что я бы очень хотел знать русский язык. Конечно, я мог бы выучить его, тем самым вывести себя из состояния бессилия. Ответ на вопрос «могу?» зависит от моей силы и способностей. Они дают власть, с которой я могу распоряжаться обстоятельствами. Если я научился водить автомобиль, я могу распоряжаться им.
У понятия «могу» огромное экзистенциальное значение: оно не только соединяет с миром, но и раскрывает пространство для «быть». В этом пространстве я могу двигаться.
Настоящее «могу» всегда связано с «отпустить». Если я что-то могу, то я могу это и отпустить
Я могу позволить существовать чувствам, чтобы я мог с ними обходиться. Я должен уметь делать паузы, перерывы. Это необходимо в ситуациях, когда я не знаю, что делать. Отпустить — это базовое, основополагающее «могу». Отчаявшийся человек не может отпустить.
Какая проблема в бессилии?
- Бессилие делает нас пассивными, оно нас парализует. Точнее, оно не парализует, а заставляет. Мы чувствуем, как что-то заставляет нас ничего не делать. Именно там, где я мог бы что-то сделать, я вынужден бездействовать. Бессилие — это навязчивость, это сила, это мощь. Это похоже на изнасилование. Я должен отпустить, но не хочу — и это делает меня жертвой.
- Бессилие отнимает основу экзистенции — действие. В бессилии я уже не могу ничего создавать, быть где-то, проживать отношения, реализовывать что-то важное. В бессилии меня больше нет: моя личность больше не развивается, утрачивается смысл моего бытия.
- Бессилие отнимает достоинство. Когда я жертва, я лишен достоинства и ценности. Я наблюдаю со стороны. Бессилие связано с отчаянием. Эта комбинация придает отчаянию такую же структуру, как при травме. Тяжелое ранение, переживание приближающейся смерти лишает человека опоры. Он утрачивает почву, а ценности утрачивают свою силу. Человек уже не знает, что для него важно, не видит более масштабной системы взаимосвязей, которой он может довериться.
ДВЕ ПРИЧИНЫ ОТЧАЯНИЯ И БЕССИЛИЯ
- Человек слишком сильно сфокусирован на какой-то цели, от которой он не может отказаться, оставить, отпустить.
- Отсутствуют отношения с глубокой структурой экзистенции. Это значит, отсутствует чувство ценности жизни, ощущение собственной глубины и собственной ценности как Person. Больше нет смысла, который определяет существование.
Этот анализ причин отчаяния и бессилия дает основу для помощи. Вместо того чтобы продолжать судорожно удерживаться, хвататься за то, что было ценностью, я должен попрощаться и отпустить. Например, в отчаянии, что болезнь оказалась смертельной, остается только принять ее. Сказать: «Да, это так». И посмотреть, что я могу сейчас с этим сделать.
Если мы не можем отпустить, мы остаемся в отчаянии. Впоследствии можно работать над тем, чтобы снова чувствовать глубинные структуры экзистенции. Чтобы я мог снова почувствовать опору. Важно осознание, что и смерть — часть жизни. Если я не могу умереть, то я снова буду испытывать отчаяние.
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Мы можем работать с темами отчаяния и бессилия с помощью четырех базовых структур экзистенции.
- Если кто-то переживает отчаяние, важно помочь ему принять ситуацию, которую нельзя изменить. Принять означает «я могу позволить этому быть». Такая установка возможна только, если я увижу опору, пойму, что, несмотря ни на что, могу быть самим собой.
- Если речь идет о безысходности, помогает грусть. Слезы грусти способны снова соединить нас с жизнью. Бывает, я переживаю отчаяние, мне кажется, что я сам испортил свою жизнь, и я не могу себе этого простить. Тогда важно снова понять, кто я. Сожалеть означает посмотреть, что я сделал, и при этом почувствовать, какую боль мне это причиняет.
- Если нет возможности изменить что-то, важно учиться жить в новых условиях. Задайте себе вопрос: что хочет от меня эта ситуация? Если у меня сейчас рак, то что хочет от меня рак? Как я могу продолжать жить с этой болезнью, чтобы моя жизнь оставалась полноценной? Да, это будет другая жизнь, но она может быть не хуже той, где я был здоров. Так я снова найду опору.
- Важно искать то, что позволяет испытывать внутреннее согласие. Когда я буду доволен тем, что делаю, в мою жизнь придет ощущение наполненности.
