«Что первично в развитии психики — генетика или воспитание, наследственность или среда?» — набивший оскомину вопрос. Доктор наук, почетный профессор психологии Северо-Восточного университета в Бостоне Лиза Фельдман Барретт коротко, но ёмко ответила на него на страницах The Guardian. Читаем перевод и разбираемся, почему противопоставление наследственности и среды лишено смысла и как тесное взаимодействие генетики и мира, в котором мы живём, делают нас теми, кто мы есть.
Когда вы слышите, как люди разговаривают на незнакомом вам языке, почему вы не можете понять, где заканчивается одно слово и начинается следующее? Если вы являетесь носителем английского языка, почему вам так сложно артикулировать французский или ивритский гортанный согласный «р» или звук «р» в испанском или итальянском языке, который произносится на кончике языка? Способность слышать и издавать звуки, а также мысленно «переводить» их в язык биологически запрограммирована в нашем мозгу. То, каким образом в человеке зарождается этот биологический потенциал, проливает свет на извечную дискуссию о человеческой природе.
В первые несколько месяцев жизни детский мозг наполняется всевозможной информацией из окружающего мира, поступающей через органы чувств. Входящие сенсорные данные вызывают изменения в мозге, активируя нейроны в разнообразных конфигурациях, которые закрепляются путем формирования между ними синаптических связей. Некоторые группы нейронов часто активируются вместе, укрепляя или настраивая синаптические связи между собой, что способствует обучению. Другие нейронные сети задействуются в меньшей степени и постепенно уничтожаются, освобождая место для более полезных связей. Этот процесс синаптической настройки и уничтожения синапсов называется нейропластичностью и происходит на протяжении всей вашей жизни, но особенно масштабно — в первые несколько лет после рождения.
Одним из крупнейших источников сенсорных данных для детского мозга являются другие люди. По этой причине младенческий мозг эволюционно настроен на обнаружение тонких различий в человеческой речи, включая способность различать большой спектр согласных и гласных звуков, что в итоге приводит к способности отличать один язык от другого. Однако дети, как правило, проводят почти все время со взрослыми, которые говорят на одном и том же языке, поэтому многие звуки, существующие только в других языках, никогда не попадают в зону их восприятия. Это одна из причин, по которой сегодня вам может быть столь трудно воспроизводить или даже различать незнакомые для слуха звуки.
Это подводит нас к давнему спору, о котором я упомянула ранее: заложены ли наши личные особенности и способности уже при рождении или же они формируются посредством нашего опыта пребывания в мире? Другими словами, что является основной движущей силой: генетика или воспитание? Мы знаем, что часть личной «истории» записана в генах, которые содержат инструкции по построению тела и мозга. Мы также знаем, что культура, в которой мы формируемся, может фундаментальным образом влиять и на мозг, и на тело.
Мало кто из учёных сегодня осмелится заявить о том, что 100% ваших качеств являются врождёнными или приобретёнными. Дебаты, как правило, сейчас ведутся о том, где проходит разграничительная линия. Однако новые научные данные свидетельствуют о том, что такой линии на самом деле не существует. Оказывается, окружающая среда побуждает определенные гены включаться и выключаться — процесс, называемый эпигенетикой. В нас также есть гены, которые регулируют степень влияния окружающей среды. Гены и окружающая среда, словно любовники в пламенном танго, переплетены столь тесно, что нет смысла калибровать баланс их влияния на нас, исходя из несуществующей оппозиции.
Даже такие первичные эмоции, как радость, печаль и страх, которые кажутся врожденными и автоматическими, на самом деле являются продуктом культуры.
Предположим, вы спите на предмете мебели, называемом «кроватью», в одиночку или с партнером, в специально отведенной комнате, называемой «спальней», в течение длительного периода времени, например, восьми часов.
Такие представления «инсталлируются» в наш мозг опытом и далее руководят нашими ожиданиями и действиями. Вы можете увидеть власть привычного представления в том, что спать иначе нам кажется «неправильным». Если бы вы и вся ваша семья каждую ночь спали бы на соломенных циновках в одной комнате, и вам бы приходилось просыпаться каждые два часа для того, чтобы поддерживать огонь, то 8-часовой сон в отдельной спальне был бы для вас неестественен, несмотря на то, что в других культурах живут именно так.
Даже такие первичные эмоции, как радость, печаль и страх, которые кажутся врожденными и автоматическими, на самом деле являются продуктом культуры. Предположим, вы видите, как у кого-то резко расширились глаза и открылся рот. Если вы выросли в западной культуре, скорее всего, вы сочтете такую мимику выражением страха, однако если вы выросли на островах Меланезии, вы с большей вероятностью интерпретируете такую мимику как выражение угрозы и агрессии.
Культура позволяет осуществлять трансгенерационную передачу информации без необходимости генетического носителя. Значимые фигуры вашего детства формировали ваш физический и социальный мир, а ваш мозг «подключился» к этому созданному до вас миру. Вы продлеваете собой существование этого мира и в конечном итоге передаете следующему поколению культуру через язык и действия, «подключая» к этому миру мозги тех, кто идет за вами. Этот механизм культурного наследования эффективно работает в связке с механизмом генетического наследования, что, по сути, означает, что процесс эволюции не ограничен только лишь инструкциями, закодированными в генах. То, как ваш мозг настраивается на языки, которые вы слышите в детстве, — это лишь один пример. Аналогичным образом, если в юности вам довелось столкнуться с невзгодами и нуждой, то такой опыт мог активировать экспрессию одних генов и подавить экспрессию других, подготавливая ваш мозг к борьбе с будущими несчастьями. К сожалению, такая преднастройка одновременно делает вас более уязвимыми к депрессии, тревожности, сердечным заболеваниям и диабету во взрослом возрасте. Если у вас есть дети, то вы можете передать им некоторые из этих характеристик посредством эпигенетических изменений.
Культурные практики управляют генетической эволюцией нашего вида, влияя на то, кто с кем может производить потомство и какие дети с большей вероятностью доживут до репродуктивного возраста. Богатство, классовость, законы, войны и другие человеческие изобретения дают возможность одной группе превосходить другую, изменяя шансы на то, появятся ли у определенных людей общие дети или будут ли они вообще. Политическая и религиозная поляризация приводит к тому, что люди, придерживающиеся разных убеждений, вряд ли когда-либо вступят в диалог друг с другом, не говоря уже о романтических отношениях или заведении потомства. Родители, которые прививают своих детей от смертельных болезней или предпочитают не делать этого, также вносят изменения в генофонд. Именно созидаемая человеком культура задает эволюционную траекторию нашего вида.
Таким образом, культура — это не просто модератор нашей биологии, а полноценный причинный фактор. Я не говорю, что культура определяет вашу судьбу, но и гены в равной мере не столь судьбоносны. Взаимодействие генетики и мира, в котором вы живете, делают вас тем, кто вы есть (к лучшему или к худшему). Таким образом, мы все частично несем ответственность за «подключение» мозгов друг друга и мозгов следующего поколения посредством языка и действий. Это урок новейшей науки: в уравнении об истоках человеческого не должно быть никаких «против», как это заложено в оппозиции генетики и воспитания. Вернее сказать, мы — носители генетики, которая требует воспитания, и только их взаимодействие делает нас людьми.
Статья была впервые опубликована на английском языке в The Guardian под заголовком «The big idea: is it time to stop talking about ‘nature versus nurture’?».
