Тяжелая эмоциональная травма, особенно полученная в раннем детстве, может привести к редкому психическому заболеванию, при котором личность человека как бы разделяется, и в одном человеке начинают жить сразу двое, трое, четверо, а то и больше.
Как чувствует себя такой человек? Как ему удается уживаться с несколькими своими альтер эго?
Мелани Гудвин никогда точно не знает, какая из множества личностей, живущих в ней, выйдет на первый план в тот или иной момент — то ли это будет 16-летняя Мелани, и тогда на работу придется ехать на велосипеде (так как «та» Мелани не умеет водить машину), то ли это будет 3-летняя Мелани, и тогда с собой на прогулку надо будет брать плюшевого мишку.
Пока ей не исполнилось 40, с Мелани ничего особенного не происходило, просто она не помнила себя в возрасте до 16 лет, и только.
Однако семейная трагедия послужила спусковым крючком к началу катастрофических перемен в ее голове. Вдруг она поняла, сколько разных личностей живет внутри нее, и барьеры между этими личностями начали рушиться.
Все эти личности были Мелани — только Мелани разного возраста: в 3 года, в 16 лет и так далее.
Причем возраст этих Мелани был не случаен. Постепенно, пробиваясь сквозь пугающую разноголосицу в голове, к Мелани пришли воспоминания: о насилии со стороны взрослых — сначала в отношении 3-летнего ребенка, а затем далее — вплоть до 16 лет…
«У меня нет доказательств, — подчеркивает она. — Мне просто приходится жить с тем, что, как я считаю, со мной когда-то случилось, и с моей нынешней реальностью».
У Мелани — диссоциативное расстройство идентичности. Раньше его называли множественным раздвоением личности. Перемена названия отражает более точное понимание специалистами сути заболевания.
Идентичность — это воспоминания, поведение в разных ситуациях, отношение к разным вещам, восприятие своего возраста… И все это меняется внутри одного человека разом и полностью.
Мелани говорит о себе «мы». «Мы состоим из девяти разных людей, каждый из которых ведет свою жизнь, пытаясь избавиться от памяти о насилии, случившемся с ним в детстве».
Жить с диссоциативным расстройством идентичности порой бывает страшно. Непросто и тем, кто живет рядом с такими людьми
Жизнь с диссоциативным расстройством идентичности иногда может показаться адом, свидетельствует она. Это полный слом того представления о себе, которое обычные люди воспринимают как должное: что мы — одна-единственная индивидуальность.
Внезапное осознание того, что в ней живут несколько личностей, да еще и порой воюют между собой, для Мелани было как гром с ясного неба. И в какой-то момент ей показалось, что больше она не в силах с этим справляться.
Как же ей удалось найти способ жить с несколькими Мелани внутри?
Отсоединение
Мы разговариваем с Мелани в спокойной атмосфере кабинета для консультаций Поттергейтского центра помощи людям с диссоциативными расстройствами, что в британском Норидже.
Центр возглавляет Реми Акварон, психотерапевт-аналитик, бывший директор Международного общества по изучению диссоциативных расстройств.
За свою более чем 30-летнюю карьеру Акварон работал с сотнями пациентов с такими расстройствами. В большинстве случаев, говорит он, эти люди в детстве пострадали от насилия со стороны взрослых, обычно в возрасте до 5 лет.
Согласно теории, чтобы справиться с воспоминаниями о пережитом стрессе, ребенок перестает ассоциировать себя с тем, кто пострадал. То есть разделяет себя на несколько частей.
Одна часть его личности по-прежнему хранит воспоминания об ужасе пережитого, а другая как бы родилась уже после случившегося и никакого отношения к нему не имеет.
Или, например, одна часть помнит об эмоциональной травме, другая идет спать, а третья спускается к завтраку, чтобы потом пойти в школу.
Если насилие в отношении ребенка продолжалось на протяжении нескольких лет, если ребенок страдал от разных взрослых, то возможно появление еще большего количества личностей внутри одной.
Это «отсоединение» себя от страдания помогает ребенку жить дальше. Фактически это такой радикальный способ адаптации, отмечает Акварон.
Мелани видит это так: «Если вы оказываетесь в ситуации, которую совершенно невозможно пережить, вы отсоединяете ее от себя, чтобы выжить. Эмоциональная травма может «заморозить» вас во времени. А поскольку эта травма наносилась в течении многих лет, следы заморозки разбросаны по вашей жизни».
Если ребенок страдал от разных взрослых, то возможно появление большого количества личностей внутри одной
Прошло четыре года с тех пор как Мелани обнаружила в себе несколько личностей, и вот однажды в библиотеке, где она работала, она наткнулась на книгу Джоан Фрэнсис Кейси «Стая». Начав читать, Мелани очень быстро поняла, что у нее, как и у автора, диссоциативное расстройство идентичности.
Она рассказала об этом мужу, с которым прожила к тому моменту уже больше 20 лет. «Он сказал: «Ты знаешь, а в этом есть смысл», — вспоминает Мелани.
«Потому что он мог в один из дней спросить меня «Хочешь кофе?», а я ему отвечала: «Да, очень хочу!» А в другой день на этот же вопрос я могла ответить: «Ты же знаешь, что я не пью кофе. У меня на него аллергия».
«16-летняя Мелани не пьет кофе, а я люблю кофе! Муж раньше говорил, что никогда не знает, к какой из Мелани он придет домой вечером. А я тогда еще не понимала, что он имеет в виду… Как же я раньше не догадался, говорит он теперь…»
В отличие от некоторых других людей с диссоциативным расстройством идентичности, Мелани ощущает, что в ней есть доминирующая часть, чей возраст соответствует возрасту ее тела.
Возможно ли в таком случае утверждать, что «настоящая» Мелани — это больше чем просто сложносоставное из трехлетнего ребенка, которого легко напугать, из 16-летней девчонки, которая не прочь пофлиртовать, и из 64-летней женщины, которая сейчас сидит на диване в кабинете Реми Акварона и красноречиво описывает свои состояния?
Далеко не у каждого, кто пережил в детстве тяжелую эмоциональную травму, потом развивается диссоциативное расстройство идентичности. Есть еще один важный компонент, который может спровоцировать начало расстройства: отсутствие нормальной, здоровой привязанности к взрослому человеку.
Привязанность в психологии развития означает связь, которая возникает между младенцем и тем, кто о нем заботится, присматривает, одновременно обучая ребенка правильно реагировать на те или иные явления и справляться с эмоциями.
Без такой связи, которая может быть разрушена смертью близкого родственника, отсутствием внимания к ребенку или жестоким обращением с ним, маленький человек предоставлен самому себе, он остается один на один со своими эмоциональными травмами.
Те же дети, у которых возникает такая привязанность, в дальнейшем успешней справляются со всеми вызовами жизни, отмечает Уэнди Джонсон, профессор психологии Эдинбургского университета.
«Прежде всего, у них проще складываются отношения с другими. Как правило, они больше зарабатывают, пользуются признанием в коллективе и меньше сталкиваются с агрессией. И жизнь у них течет более благополучно».
Конечно, всё это не значит, что в ранние годы наша личность формируется полностью и на всю жизнь. Как только меняются окружающие нас обстоятельства, мы тоже начинаем меняться.
Подростки и юноши часто задаются вопросом самоидентификации — ведь именно в этом возрасте у них и вокруг них многое меняется
Неудивительно, что подростки и юноши так часто задаются вопросом самоидентификации, добавляет Джонсон. Ведь именно в этом возрасте у них и вокруг них многое меняется.
Привязанность к взрослому и стабильность в жизни дают ощущение себя как цельной личности. Без этого черты индивидуума могут раскачиваться как на качелях в широких пределах.
Одна из личностей Мелани страдает анорексией, другая дважды совершала попытку самоубийства, так как не могла вынести боли от осознания того, что происходило с «другими» Мелани.
Трехлетняя Мелани легко впадает в ступор от ужаса, когда сталкивается с вещами, напоминающими ей об эмоциональных травмах прошлого. С другой стороны, 16-летняя Мелани обладает легким характером и не прочь пофлиртовать.
Так что, действительно, «всё это имеет смысл», как сказал ее муж. Это не 64-летняя Мелани ведет себя как трехлетний ребенок, это просто на передний план в определенный момент выходит другая ее личность, и Мелани в этот момент не играет — она действительно становится ребенком или 16-летней девушкой.
Восстанавливая связь с прошлым
Из-за того что воспоминания одной из личностей могут быть недоступны для остальных, страдающие диссоциативным расстройством идентичности «теряют» целые отрезки времени. Им порой кажется, что они просто перепрыгнули через несколько дней, а то и недель.
«Некоторые заводят романы на стороне. Но про них нельзя так сказать, потому что в эти моменты они просто не помнят, что женаты или замужем», — рассказывает Мелани.
Сама она страдает от того, что не имеет хронологии собственной жизни, не может представить себе порядок, в котором с ней происходили разные события, начиная от рождения. Ее жизнь разбита на фрагменты, плохо соотносящиеся друг с другом.
«Я знаю, что я замужем, — приводит она пример. — Но я это понимаю только как наблюдатель, глядя на себя со стороны. Это не стало частью меня, не хранится в моей памяти».
Люди с таким расстройством часто жалуются на очень поверхностное восприятие жизни, подтверждает Акварон. «Для большинства из нас воспоминания, подкрепленные пережитыми эмоциями, обеспечивают личную цепь событий, уходящую в глубокое прошлое, в наше детство, что дает нам чувство «непрерывности себя». Человек с диссоциативным расстройством не может отследить себя во времени».
Ностальгия может быть полезна для людей с диссоциативным расстройством идентичности
В этом смысле одним из психологических преимуществ религиозности, веры в Бога можно считать то, что человек никогда не чувствует себя одиноким, брошенным, его отношения с Богом существовали и тогда, когда человек был ребенком, и тогда, когда он повзрослел, и так до самой смерти. Где бы ты ни находился, Бог всегда с тобой, подчеркивает Акварон.
Есть и другие способы восстановить связь с собственным прошлым. Раньше психологи считали, что ностальгия может быть вредна. Теперь же их мнение переменилось. Ностальгия как раз формирует то самое ощущение «непрерывности себя», она усиливает чувство принадлежности к окружающему миру.
Это чувство «единого себя» помогает людям ориентироваться в жизни, и особенно в обществе.
Внутренний конфликт
Нина Строминджер и ее коллеги из Йельского университета исследовали в своем научном обзоре концепцию «настоящего себя» — причем не только для людей, страдающих диссоциативным расстройством идентичности, но и всех нас.
Рассмотрим для примера ситуацию, предлагает Строминджер, когда глубоко религиозный человек испытывает гомосексуальные импульсы. «Его религия запрещает ему поддаваться этим импульсам, и вот каждый день он борется с ними, — объясняет она. — Так кто же настоящий? Тот, кто пытается не поддаваться своим порывам, или тот, кто их испытывает?»
Ответ, как выяснила Строминджер, зависит от того, кого вы спрашиваете. «Спросите людей с либеральными взглядами, и они скажут: «Ну да, это человек с гомосексуальными порывами». Но задайте этот же вопрос человеку с консервативными взглядами, и он скажет вам: «Настоящий здесь — это тот, кто сопротивляется таким импульсам».
Другими словами, все относительно. Строминджер, тем не менее, обнаружила один аспект человеческого поведения, который можно считать самым фундаментальным при определении «настоящести» — даже в большей степени, чем наши воспоминания.
Представления о том, что высокоморально, а что нет, могут у человека меняться с течением времени
Строминджер работала с семьями людей с деменцией, слабоумием и маразмом. Больные постепенно не только теряли память — их личность претерпевала значительные и, часто, негативные изменения в моральном плане.
Например, они начинали лгать напропалую. Бывали, впрочем, и позитивные перемены — люди становились мягче и добрее.
Как рассказывали родственники, их близкий человек становился другим вовсе не тогда, когда терял память, а когда менялись его моральные качества.
«В научных работах о природе самоидентификации традиционно не уделялось большого внимания морали, — рассказывает Строминджер. — Считалось, что главное — это память и черты вашего характера. Результаты нашего исследования говорят о другом».
Как признается Мелани, у некоторых частей ее «я» разное представление о морали. Она объясняет это разным жизненным опытом этих личностей и тем, что некоторые из них сформировались в то время, когда взгляды на мораль просто были иными.
К тому же представления о том, что высокоморально, а что нет, могут у человека меняться с течением времени, замечает Уэнди Джонсон.
Таким образом, наша сердцевина — то, кем мы себя считаем — может изменяться. В связи с этим логично предположить, что ощущение себя как чего-то застывшего — во многом иллюзия, которая помогает нам избежать психического расстройства наподобие диссоциативного расстройства идентичности.
И как показывает опыт Мелани и других людей с таким расстройством, эта иллюзия крайне важна для человека.
Ломая барьеры
Помощь специалистов очень помогла Мелани. Первым шагом был правильно поставленный диагноз. Ведь ее заболевание довольно легко спутать с чем-то другим.
Тех, кто слышит голоса, часто называют шизофрениками, тем, кто часто испытывает резкие перемены настроения, могут поставить диагноз биполярного расстройства. Того, кто, как трехлетний ребенок, прячется под кроватью от страха, могут окрестить психопатом. И так далее.
Даже в Великобритании диагноз «диссоциативное расстройство идентичности» ставится весьма неохотно, несмотря на то, что он — во всех основных психиатрических справочниках.
Предполагают, что сейчас в стране примерно 1% страдает этим расстройством (примерно столько же, сколько шизофренией), но по-прежнему находятся скептики, которые считают, что эти люди могут просто играть в раздвоение личности, это их личные фантазии…
Однако последние исследования подтверждают: эти люди не играют, и это не фантазии.
Ощущение себя как чего-то застывшего — во многом иллюзия, которая помогает нам избежать психического расстройства
Мелани сейчас — директор First Person Plural, ассоциации людей с диссоциативным расстройством идентичности, она часто проводит беседы с психологами, психиатрами, врачами общей практики и социальными работниками, стараясь внушить им, что это расстройство — реальная вещь.
Таким пациентам можно помочь, но облегчение они начинают испытывать только после многих месяцев терапии под руководством специалиста.
По словам Мелани, нужно глубокое и взаимное доверие в отношениях с врачом, который помогает ей наладить отношения между разными ипостасями самой себя, подталкивает их к разговарам друг с другом, к пониманию и уважению друг друга.
У Мелани жизнь потихоньку налаживается. Но она все еще испытывает определенные трудности, например, собираясь на прогулку с мужем — ведь в любой момент 16-летняя Мелани может закапризничать и попросит надеть другое платье, а 8-летняя Мелани захочет взять с собой любимые игрушки.
Однажды, отправляясь на работу в библиотеку, она позволила 16-летней одеться так, как та хочет, но при этом ехать пришлось на велосипеде — та Мелани не может водить машину.
«Постепенно мы научились понимать, что с нами со всеми происходит», — добавляет она.
В критических ситуациях, например, когда кто-то внезапно заходит в библиотеку, напоминая о чем-то плохом из детства, «я могу обратиться к моим маленьким и сказать: не волнуйтесь, библиотека — это место, где вас никто не обидит. Я вам обещаю, все будет хорошо».
Итак, разные личности Мелани все еще существуют. Но они научились мирному сосуществованию.
«Мы — не одно, но мы договорились жить в гармонии, — говорит Мелани. — В большинстве случаев так оно и получается».
