Почему нас, взрослых, так трогают сентиментальные истории про бедных сироток с обязательным счастливым концом? В этой нашей сезонной «слабости» соединяются ностальгия по детству и надежда на то, что мы можем изменить свою судьбу.
Холодным зимним вечером уютно устроиться на диване и посмотреть какой-нибудь фильм или почитать книгу с трогательным сюжетом: про то, как бедный, одинокий герой или героиня сначала скитались, мерзли и голодали, обиженные жестокими людьми, и как счастливо их судьба потом переменилась…
В будничной жизни мы, как правило, делаем все возможное, чтобы другие не приняли нас за наивных людей
Мы не часто даем волю чувствам, не верим обещаниям невероятных хеппи-эндов, в любой ситуации хотим оставаться реалистами и вообще как можно тверже стоять на земле.
Но раз в году мы можем себе это позволить — расслабиться и быть сентиментальными: в новогодние праздники мы как будто получаем разрешение (наедине с собой или вместе со своими детьми) опять погрузиться в детство. Разрешить себе вновь ощутить себя ребенком. Поверить в счастливый конец и даже поплакать над ним…
ПРИЧИНЫ
1. Обращение к опыту покинутости
Секрет тайной слабости к сентиментальным рождественским сюжетам в том, что они обращаются непосредственно к детской части личности. В святочных рассказах, в историях о чудесных избавлениях речь нередко идет об одиноких, беззащитных детях, тех, кто остался без родителей.
«Эти образы волнуют нас не случайно, — объясняет психолог и сказкотерапевт Ольга Хухлаева. — Ведь опыт покинутости универсален: в каком-то уголке души у каждого — даже самого успешного и уверенного в себе взрослого — по-прежнему живет одинокий ребенок, обиженный, недолюбленный».
В какой бы семье мы когда-то ни росли: в счастливой (с заботливыми и чуткими взрослыми) или не очень (где нам не хватало внимания и тепла), — мы стремились оказаться в центре родительской любви и хотели владеть ими безраздельно.
И, естественно, не смогли реализовать эту детскую фантазию о всемогуществе
«Отношение ребенка к родителям всегда двойственно, — продолжает Ольга Хухлаева. — Он любит их, но одновременно и гневается на них, обижается, ревнует. И порой, переживая обиду, воображает себя сиротой».
Именно поэтому фантазии о том, что эти реальные мать и отец (которые требуют, наказывают, уходят по своим делам) — не настоящие, а настоящие (всегда добрые, все понимающие) обязательно когда-нибудь найдутся и окружат безграничной любовью, трогают сердце уже давно выросших детей во все времена и во всех странах.
2. Освобождение внутреннего ребенка
«Внутренний ребенок — непосредственная, игривая, любопытствующая часть личности, — рассказывает юнгианский психотерапевт Лариса Харланова. — Но у многих из нас он проявляется лишь как нерешительный, слабый внутренний голос, к которому сам человек не прислушивается». «При современном культе рациональности для внутреннего ребенка просто не остается места», — соглашается Ольга Хухлаева.
Но есть в календаре несколько таинственных зимних дней, когда взрослые словно получают законное право вновь ощутить себя детьми. «Новогодние праздники — чуть ли не единственное время в году, когда мы можем „легализовать“ своего внутреннего ребенка, выпустить его на волю, — говорит Лариса Харланова. — Через цикличность, повторяемость новогоднего ритуала мы ощущаем связь с собой маленькими, со своими родителями и более дальними предками, а также с собственными детьми».
Целительным оказывается все то, что помогает нам побыть ребенком
«Когда мы, например, читаем про голодного малютку, который мерзнет на улице, заглядывая в окно, где горит свет и богатые дети разворачивают подарки у нарядной елки, то непроизвольно проецируем на него образ своего раненого внутреннего ребенка, — поясняет Лариса Харланова. — А благодаря непременному счастливому финалу и наш „внутренний сирота“ получает утешение, обещание, что все будет хорошо. И конечно, читая про того, кто слабее и беспомощнее нас, мы чувствуем себя лучше и сильнее. Если слабый, обиженный судьбой герой добился успеха, то уж нам-то это тем более удастся».
Неудивительно, что столько поколений детей и взрослых сопереживают судьбе Оливера Твиста и подобных ему героев. Этот же психологический механизм объясняет успех самого знаменитого сироты последнего десятилетия — Гарри Поттера. Примеряя на себя судьбы детей, которые выжили, потеряв родителей и встретившись со смертью лицом к лицу, все мы, независимо от возраста, получаем мощный заряд веры в себя.
3. Приобщение к чуду
В дни новогодних чудес мы можем не только соприкоснуться с этой навеки безутешной частью своей личности, но и помочь — как своему внутреннему ребенку, так и кому-то еще, кто нуждается в тепле и заботе.
Лариса Харланова объясняет это так: «Сегодня далеко не все празднуют Рождество как религиозный праздник, но все мы помним, что этот день связан с появлением на свет Иисуса Христа. В его фигуре соединились два очень сильных архетипических образа — младенец и спаситель».
Благодаря их влиянию именно в рождественские дни мы с особой силой ощущаем внутреннюю потребность сделать что-то хорошее
Мастер сентиментальных рождественских сюжетов Чарльз Диккенс был уверен, что «Рождество — это пора, когда громче, нежели в любое иное время года, говорит в нас память обо всех горестях, обидах и страданиях в окружающем нас мире, которым можно помочь побуждает нас делать добро».
4. Встреча с судьбой
Еще одна тема, волнующая нас в подобных историях, — это возможность переменить свою судьбу. Новогодние праздники традиционно связаны с магией и потусторонним миром. В России на Святки всегда гадали — в период самых коротких дней и самых долгих ночей как будто становится проницаемой граница между мирами, позволяя узнать будущее.
В эти дни и у нас возникает особое, волшебное ощущение календарного разрыва (как писал Андрей Вознесенский, «с первого по тринадцатое — пропасть между времен…»), перехода в иное время и состояние, когда привычная жизнь замирает — и когда можно повлиять на ход событий.
Книжные или экранные сюжеты, в которых случаются невероятные подарки судьбы подпитывают наше ожидание чуда
«Наша психика воспринимает Новый год — календарный поворотный пункт — как точку отсчета для новых начинаний, — говорит Лариса Харланова. — Чудеса, спасение слабых, превращения, новые возможности тех, кто раньше не мог и не умел, — все это и нас заставляет верить, что возможно волшебство».
Существование сил, которые способны изменить судьбу других людей, пусть и существующих только на книжных страницах или же призывно горящем экране, обещает каждому из нас сказочное счастье и в нашей собственной жизни…
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА
Дина Сабитова, детский писатель
Ханс Кристиан Андерсен мог позволить себе закончить рождественскую историю про девочку со спичками несчастным (с точки зрения нынешнего человека) финалом: сиротка замерзала, огоньки горели, Боженька принимал ее невинную душу.
Я думаю, что современные истории должны быть про добро, которое не уповает на высшие силы. Или уповает не только на них. Настоящая рождественская история — это о том, как надежда приходит туда, где царило отчаяние. Как выход и свет находятся там, где были стены и тьма. Это всегда о людях, которым нужна помощь. И это всегда о людях, которые приходят на помощь. Почему-то у нас это до сих пор считается чудом.
Две мои книги («Где нет зимы» и «Три твоих имени») — о сиротах, нашедших дом. О приемных родителях, которые нашли своих детей. Одна из них заканчивается как раз под Рождество — тем, что вся семья собирается в старом, родном и любимом доме, и в доме этом тепло.
Мне иногда говорят: этот счастливый финал выдуман, он только для того, чтобы успокоить читателя-ребенка. Я действительно всегда стараюсь, чтобы заканчивалась книга хорошо, даже если в ней есть трагические события. Мне кажется, детям очень важно верить в то, что наш мир добрый, что счастье возможно и достижимо, что все в наших руках. Но дело не только в этой моей установке. Счастливый конец не выдуман, обе книги основаны на реальных историях. Потому что настоящие чудеса случаются в жизни — за последние годы я узнала многих людей, которые усыновили детей-сирот.
Ольга Хухлаева, психолог и сказкотерапевт
Лариса Харланова, психолог, психоаналитик
