Уникальность Нового года в первую очередь состоит в его глобальности: пожалуй, ни один праздник не отмечается настолько единодушно в разных странах. Публицист Василий Легейдо рассказывает, как складывались праздничные традиции и почему Новый год пользуется такой популярностью
Далеко не всегда в человеческой истории год длился 365 дней и начинался именно в январе. Первая версия римского календаря представляла год как цикл из 10 месяцев в соответствии с сельскохозяйственными потребностями и религиозными ритуалами. Год длился 301 день, начинался в марте, названном римлянами в честь бога войны Марса, и продолжался до декабря. В 7 веке до нашей эры, когда Римом правил царь Нума Помпилий, календарь претерпел преобразования в соответствии с лунным циклом. Год увеличился на 50 дней, уже существовавшие месяцы стали короче и появились новые: январь и февраль.
Наконец, в 47 году до нашей эры Юлий Цезарь утвердил финальную версию, которая стала известна как Юлианский календарь. Разработавший ее астроном Созиген предложил расширить год до 365 дней с дополнительным днем один раз в четыре года. Еще одной инновацией стало начало отсчета каждого следующего года с 1 января — именно в этот день традиционно вступали в должность римские консулы, которые представляли высшую выборную власть в Римской республике.
Юлианский календарь оставался основным в христианском мире до 1582 года, когда в католических странах его сменил введенный папой римским Григорием XIII григорианский календарь. С тех пор средняя продолжительность года с учетом високосных лет сменилась с 365,25 суток до 365,2425 суток. Именно с принятием григорианского календаря 1 января окончательно утвердилось как первый день нового года. Тогда же начали в более явном виде оформляться традиции его празднования.
Самое древнее сохранившееся упоминание о подобном празднике относится примерно к 2000 году до нашей эры в Месопотамии. Первым месяцем нового года в то время еще считался март, а конкретно — день весеннего равноденствия. Жители Месопотамии в этот день проводили ритуалы, праздновали победу верховного бога Мардука над морским божеством Тиамат и либо короновали нового правителя, либо давали действующему символическое позволение остаться во главе государства.
Календарная реформа в Древнем Риме с марта по январь оказалась связана с идеей почитания бога Януса, в честь которого и получил название новый месяц. Считалось, что два лица Януса позволяли ему смотреть одновременно в прошлое и в будущее, поэтому он воплощал в себе как прощание со старым годом, так и встречу нового.
Уже тогда сформировалась традиция желать удачи 1 января. Люди верили, что первые пожелания, высказанные в новом году, сбудутся с наибольшей вероятностью.
«В торжественный день римляне раздавали друзьям подарки — финики, инжир, мед, — рассказывает историк Кайллан Дэвенпорт. — С их помощью они надеялись сделать год «сладким». А монеты дарили с расчетом на то, что они принесут процветание».
Не только подарки и пожелания удачи, но и многие другие традиции праздника уходят корнями в далекое прошлое. Например, распространенные в англоязычном обществе новогодние обещания, когда человек ставит перед самим собой цель бросить вредные привычки, наладить распорядок и в целом изменить жизнь к лучшему, вероятно, практиковались еще в Месопотамии около 6000 лет назад. На празднике весны Акиту, который длился 12 дней, местные жители, чтобы умилостивить богов, клялись расплатиться с долгами и вернуть вещи, позаимствованные у соседей.
«Волшебный момент, когда все замирают»
Однако новогодние традиции в разных странах формировались не только в древности, но и на протяжении всей истории праздника. Многие из них распространились за последние 200–250 лет. Например, в Испании с ее богатой винодельческой культурой еще в конце XIX века появился обычай есть по одной виноградине с каждым из 12 ударов часов, отсчитывающих наступление Нового года. Окончательно традиция закрепилась в 1909 году, когда виноделы из города Аликанте популяризировали ее для повышения продаж винограда из особенно крупного урожая.
С тех пор в некоторых испанских регионах считается, что 12 новогодних виноградин приносят удачу и процветание, а в других — что такой символический ритуал помогает отогнать злых духов. Распространилась традиция и в латиноамериканских странах, у которых сохранялись тесные культурные связи с Испанией. Виноградины обычно едят либо дома, если отмечают праздник в кругу семьи, либо на главных площадях, если провожают год прогулками по городу.
Еще одна локальная традиция, которая закрепилась относительно недавно, состоит в спуске так называемого шара времени на Таймс-сквер в Нью-Йорке. В XIX веке шары времени, которые представляли собой крупные сферы, часто использовались для сверки корабельных хронометров и упрощения морской навигации. Они поднимались на маяках и в портах и опускались в конкретное время — обычно в полдень или в час дня. Наблюдавшие за шаром в подзорную трубу моряки благодаря его движению понимали, сколько сейчас времени.
Елка на Таймс-сквер. Кадр из фильма «Один дома»
Первый шар времени начал применяться в 1829 году, а в 1904-м главный нью-йоркский электрик Уолтер Палмер решил использовать навигационное приспособление в качестве новогоднего атрибута. Городские власти тогда как раз запретили фейерверки из-за пепла, который засыпал улицы после них. Полиция обратилась к Палмеру с просьбой придумать новый способ украсить центральную площадь праздничным освещением. Тот разработал дизайн шара из железа и дерева весом более 300 кг, поверхность которого украшали 100 лампочек мощностью по 25 вт.
Жителям города настолько понравилась церемония спуска шара времени в последние секунды уходящего года, что она проводится на Таймс-сквер до сих пор. Только железо заменили на алюминий, а вместо ламп накаливания начали использовать светодиоды, как в гирляндах.
«Я люблю эти последние 60 минут, когда все замирают, — признался Джеффри Штраус, который занимается организацией празднований на Таймс-сквер. — Это волшебный момент. Я не могу представить никакого другого события, которое таким же образом объединило бы 100 млн американцев. Где бы вы ни были — на вечеринке, на прогулке с друзьями или дома с родными — как только шар начинает опускаться, все мы вместе отсчитываем последние секунды года».
Несмотря на доминирующее положение григорианского календаря в мире, во многих культурах сохраняется альтернативное летоисчисление, поэтому далеко не везде Новый год наступает именно 1 января. Во многих странах сохранились весенние праздники, которые символически обозначали окончание определенного календарного периода до реформы Юлия Цезаря. Иранские и тюркские народы в соответствии с солнечным календарем отмечают Навруз — день прихода весны и Нового года — 21 марта. Китайский Новый год, название которого дословно так и переводится — Праздник весны, наступает в период с 22 января по 9 февраля по григорианскому календарю, а еврейский Новый год — Рош ха-Шана — приходится на сентябрь или октябрь.
Празднование Нового года в царской России
Как и в других странах, в России начало года с принятием христианства в 988 году отсчитывалось с 1 марта, а после 1492 года — с 1 сентября. Тогда царь Иван III своим указом объединил два праздника — Новый год и сбор урожая. К этой же дате приурочили сбор податей и оброка. Такая система действовала до декабря 1699 года, когда Петр I издал именной указ «О праздновании Нового года».
Отмечать Новый год Петр I предписывал по образу европейских держав, которые впечатлили его в период Великого посольства 1697–1698 годов. Одним из неотъемлемых элементов праздника с тех пор стали украшения из еловых, сосновых и можжевеловых ветвей, которые надлежало вешать и «по большим и проезжим знатным улицам», и «у домов нарочитых духовного и мирского чину». Традиция украшать дома и улицы таким образом уходила корнями в немецкую культуру, в которой ель считалась символом вечной жизни. Многих новые порядки возмутили — в России хвойные деревья, наоборот, ассоциировались с погребением. Однако царь оставался непреклонен. Впрочем, сама по себе елка как украшение внутри жилища закрепилась лишь в первой половине XIX века.
Украшения из ветвей стали не единственным новшеством петровской эпохи — горожанам следовало поздравлять друг друга с праздником и в первую неделю нового года «зажигать огни из дров, хворосту или соломы», стрелять из мушкетов и устраивать фейерверки. Благодаря Петру I праздник перешел из религиозных в светские и уже вскоре после издания указа сопровождался масштабными гуляниями по всей стране. Колокольный звон смешивался со звуками пушечных и ружейных салютов.
Уже при Елизавете Петровне — в середине XVIII века — Новый год превратился преимущественно в дворянский праздник. Императрица не устраивала гуляний, как ее отец, зато одобрительно относилась к пышным балам-маскарадам, которые в ночь с 31 декабря на 1 января проходили в знатных домах Москвы и Петербурга.
«15 000 придворных в роскошных костюмах и платьях прибыли в восьмом часу и танцевали под музыку двух оркестров до 7 часов утра, — описывалось празднование 1751 года в газете «Петербургские ведомости». — Затем они перешли в зал, где были накрыты столы, на которых поставлено было великое множество пирамид с конфетами, а также холодное и горячее кушанье. Гостей поили разными водками и виноградными винами, а также кофеем, шоколадом, чаем, оршадом [молочный сироп, смесь миндального молока с сахаром и померанцевой водой] и лимонадом».
А уже в XIX веке у российских аристократов сформировалась новая традиция: совершать короткие визиты с поздравлениями к другим дворянам и заглядывать на торжество в разные дома. Для многих подобное времяпрепровождение превратилось в гнетущую, но обязательную из-за положения в обществе рутину. Писатель Антон Чехов осветил эту сторону праздника в рассказе «Новогодние мученики», персонаж которого Герасим Кузьмич Синклетеев «ошалел», поскольку «визиты делал».
Сама концепция праздничного стола на Новый год в Российской империи закрепилась при Екатерине II. Уже в XIX веке обмен подарками и открытками, развешивание игрушек на елку и взаимные поздравления окончательно стали неотъемлемой частью этого дня. Примерно тогда же у российского Нового года появился свой символ — Дед Мороз. Его прообразом выступил персонаж из народных сказаний Мороз Иванович, который изначально не имел отношения к празднику, а выступал хозяином зимы и проверял детей, давая им сложные поручения. Позже подобный метод «проверки» ребенка стал неотъемлемым новогодним ритуалом — чтобы получить подарок от Деда Мороза, надо было рассказать стихотворение или продемонстрировать другой талант. В сказке Морозко награждает скромную и трудолюбивую девочку «брильянтиком», а ленивой вручает огромный серебряный слиток, который тает и превращается в ртуть.
К середине XIX века образ Мороза Ивановича окончательно трансформировался в Деда Мороза. Примерно тогда же в США и Канаде появляется образ Санта-Клауса, вдохновленный сказаниями голландских переселенцев о покровителе детей Святом Николае. Как объясняет антрополог и фольклорист Александра Архипова [признана иностранным агентом], «представление о Деде Морозе, который приезжает на санях и тайно оставляет подарки, возникает не без влияния Санта-Клауса».
В 1840-х собиратель фольклора Александр Афанасьев обнаружил народную сказку о девочке Снегурке, которую бездетная пара слепила из снега. Позже образ осмыслил драматург Александр Островский — в его пьесе «Снегурочка» 1873 года бог Ярило своими лучами растапливает девочку, которая в обход естественного закона родилась у Мороза и Весны. Сюжет лег в основу популярной оперы Николая Римского-Корсакова. Ее успех предопределил место Снегурочки в российской литературе конца XIX века и способствовал укреплению ее образа как одного из символов Нового года. С тех пор она неизменно фигурировала среди елочных украшений, хоть пока и не считалась родственницей Деда Мороза.
Попытки отменить Новый год
Большинство новогодних традиций в России сформировалось именно в позапрошлом столетии. Впрочем, главным праздником в тот период все равно оставалось Рождество, которое праздновалось 25 декабря, а 1 января считался лишь одним из дней праздничного периода Святок. Отношение к нему изменилось в конце 1910-х и начале 1920-х, когда большевики осуществили переход на григорианский календарь.
Рождество считалось буржуазным праздником, а советское государство позиционировалось как атеистическое, поэтому новое руководство старалось искоренить христианские обычаи. Поначалу порицанию со стороны властей подвергся и Новый год, который называли «контрреволюционным, проникнутым идеей буржуазного упадничества и поповского мракобесия». Однако идеологизированный праздник Красной вьюги, который ввели вместо него, не прижился: люди по-прежнему украшали дома елками и поддерживали другие новогодние традиции.
Ситуация изменилась в 1935 году, когда партийный функционер Павел Постышев опубликовал в главной советской газете «Правда» статью с призывом «организовать к Новому году детям хорошую елку». Отказ от празднования и «осуждение елки» автор называл неправильным. «Организации детской новогодней елки наши ребятишки будут только благодарны», — заключал Постышев.
Инициатива возродить объединяющий население праздник, вероятно, исходила от руководства страны, которое сразу положительно отреагировало на призыв партийца. Начиная с 1936 года в «Правде» публиковалось поздравление населения с Новым годом от имени Сталина, а в Доме Союзов проводили елку для детей с участием Деда Мороза и Снегурочки. Тогда же закрепилось представление о популярных персонажах как о дедушке и внучке. Антрополог и фольклорист Александра Архипова [признана иностранным агентом] связывает это с тем, что наличие у пожилого мужчины дочки школьного возраста могло показаться советским властям неприемлемым.
Новогодний детский праздник в Москве 30 декабря 1968 г. (Фото Владимира Мусаэльяна, Валентина Соболева·Фотохроника ТАСС)
Появление Деда Мороза и Снегурочки как живых участников праздника стало уникальной особенностью Нового года в СССР — до революции они воспринимались как неотъемлемая часть праздника, но фигурировали исключительно в качестве игрушек и героев литературы. Организаторы елок в 1930-х даже пробовали разных персонажей, включая снежную бабу, зайчика и Петрушку, но пришли к выводу, что наиболее положительные эмоции у детей вызывают именно Дед Мороз и Снегурочка.
Елки проводили и в блокадном Ленинграде, когда город уже охватила гуманитарная катастрофа, и после войны в ГУЛАГе, где детей вообще не было. Независимо от обстановки, власти рассчитывали на то, что праздник продолжит объединять людей.
«Советские руководители очень хорошо понимали практический смысл коллективных ритуалов, — объясняет антрополог и фольклорист Александра Архипова [признана иностранным агентом]. — Новый год и Дед Мороз вернулись к 1937 году, когда жизнь в Советской России была уже совершенно не похожа на то, что было 20 лет назад. Возникли колхозы и фабрики, система ГУЛАГа и «десять лет без права переписки», а в детских садах и школах училось поколение новых советских людей, мало знакомое с Рождеством. Именно для них сталинское Политбюро создало новый ритуал новогодней елки. Дети, живущие в разных частях СССР, должны были ощущать себя единым советским народом. Новый праздник давал им возможность испытывать одни и те же радостные эмоции — вне зависимости от того, где в этот момент были их родители».
Гастрономические особенности Нового года в России
В СССР сформировались и традиции новогоднего застолья, которые сохраняются до сих пор. До революции главным праздничным блюдом на Рождество считалась птица: гуси, тетерева, рябчики, глухари. Часто подавали и свинину в разных вариациях — от зажаренного в печи фаршированного молочного поросенка до ветчины или буженины.
«Ни икры, ни сардинок, ни семги, ни золотого сига копченого, а просто: толстая колбаса с языком, толстая копченая, селедки с луком, солевые снеточки, кильки и пироги длинные, с капустой и яйцами, — описывал новогодний стол в начале XX века происходивший из купеческого рода писатель Иван Шмелев. — Едят горячую солонину с огурцами, свинину со сметанным хреном, лапшу с гусиными потрохами и рассольник, жареного гуся с мочеными яблоками, поросенка с кашей и блинчики с клюквенным вареньем».
В годы существования советского государства многие блюда, например салаты оливье и сельдь под шубой, часто становились традиционными для праздника из-за доступности ингредиентов. «Особенность новогоднего стола состояла в том, что надо было достать продукты, — рассказывает историк Ольга Попова. — Купить что-то было достаточно сложно, поэтому очень многое делали сами. В каждой семье подавали на стол то, что могли приготовить».
Доступностью объяснялась и популярность мандаринов, которые созревали как раз к декабрю и позволяли «раскрасить» праздник в яркие цвета в отсутствие фруктов, которые тогда не импортировались, — киви, бананов, ананасов. Впрочем, даже мандарины в СССР долгое время оставались недоступны многим семьям. Их воспринимали не только как праздничное угощение, но и как признак достатка.
Праздничные традиции в России и других странах развивались и складывались под влиянием религиозных, политических, идеологических установок. За многими обычаями, которые сейчас воспринимаются как неотъемлемая часть Нового года, стоят социальные процессы, значимость которых проявлялась лишь по прошествии долгого времени. Люди, события и даже государства становятся частью истории, но в настоящем остается праздник, появлению которого они так или иначе способствовали.
Автор: Василий Легейдо
