В издательстве «Альпина нон-фикшн» выходит книга психолога-когнитивиста Эдварда Слингерленда «Навеселе. Как люди хотели устроить пьянку, а построили цивилизацию», в которой автор рассказывает о непростых взаимоотношениях человека и алкоголя и других одурманивающих веществ, рассматривая удовольствия и наслаждения с точки зрения эволюционной необходимости. Публикуем главу об антиалкогольных кампаниях, появлявшихся на протяжении человеческой истории
Вакханалия Андриана, Тициан
В 921 году исламский ученый Ахмад ибн Фадлан отправился по приказу багдадского халифа с дипломатической и религиозной миссией к волжским булгарам. Этот народ, недавно принявший ислам, жил на берегах Волги на территории современной России. Очевидно, халиф чувствовал, что понимание булгарами новой веры не мешало бы несколько скорректировать.
В пути послы встретили группу викингов, поразивших ибн Фадлана ростом и физическими данными, но и ужаснувших отвратительными привычками, оргиастическими погребальными церемониями и пьянством без меры. «Они напиваются медовухой до бесчувствия днем и ночью, — пишет он. — Часто случается, что кто-то из них так и умирает с чашей в руках» Для викингов алкоголь был весьма важен. Имя их верховного бога — Один — означает «находящийся в экстазе» или «упившийся», и о нем говорилось, что он питается исключительно вином.
Марк Форсайт отмечает это обстоятельство особым образом. У многих культур имелось божество, связанное со спиртным или опьянением. Это позволяло отвести алкоголю определенную роль в обществе. Но у викингов верховный бог и бог алкоголя совпадали. «Дело в том, что спиртному и опьянению не нужно было искать себе место внутри общества викингов, они и составляли само общество викингов. Алкоголь был властью, алкоголь был семьей, алкоголь был мудростью, алкоголь был поэзией, алкоголь был военной службой и алкоголь был судьбой».
Подобная культурная стратегия имела и обратную сторону. Рядом со средневековыми викингами участники современных студенческих братств показались бы бабушками, гоняющими чаи. Как отмечает Айан Гейтли, запойное пьянство играло настолько важную роль в культуре викингов, что «ошеломляющее число их героев и королей умерли от несчастных случаев, вызванных спиртным»: они тонули в громадных чанах с элем, их умерщвляли бунтовщики, когда те валялись в пьяной отключке. Вечно пьяные вооруженные до зубов воины представляли угрозу для всех окружающих. Величайшая хвала в адрес легендарного героя викингов/англосаксов Беовульфа звучала так: «Он никогда не убивал своих друзей, когда был пьян». Как отмечает Форсайт: «Это было, очевидно, достижением — чем-то настолько из ряда вон выходящим, что об этом говорилось в поэме». В добавок к роковым и кровавым последствиям обществу викингов приходилось сталкиваться с колоссальными материальными затратами на производство спиртного и дальнейшим ущербом от него для здоровья, таким как рак и разрушение печени.
Громадный ущерб от алкоголя, связанный с затратами на его производство, потерей здоровья, социальными беспорядками, всерьез занимал умы всевозможных лидеров антиалкогольных кампаний, появлявшихся на протяжении человеческой истории. В Китае литература сторонников запрета спиртного восходит по меньшей мере ко II тыс. до н.э. В стихотворении из «Канона стихов», озаглавленном «Когда гости только рассаживаются за столом», звучат сетования, знакомые каждому, кто устраивал вечеринку, которая слишком затянулась: «Званые гости к циновкам подходят сперва, Справа и слева по чину расселись едва… Пьяный бывает такой — нехороший на вид; Трезвый, напротив, — он пьяного часто стыдит».
Далее автор обращается к последним правителям династии Шан, заслужившим дурную славу беспробудным пьянством: «Пусть небеса не позволят вам предаваться вину / И следовать путем, противным добродетели». По мнению специалистов по традиционной китайской историографии, именно злоупотребление спиртным и чрезмерное увлечение женщинами привели к падению династии.
Возможно, именно их поведение заставило представителя династии царства Западное Чжоу (1046–771 гг. до н.э.), пришедшей на смену Шан, произнести речь «Против винопития», в которой он сетовал на алкоголизм предшественников, сексуальную невоздержанность и пренебрежение религиозными ритуалами. Вместо аромата благовоний и достойных подношений предкам в последние годы царства Шан небес достигали исключительно «людские жалобы и отвратительный спиртной дух пьяных чиновников». Небеса были недовольны и призвали народ Чжоу сокрушить династию Шан.
С тех самых пор Китай был озабочен проблемой алкоголя. В своих мифах китайцы приписывали запретительные меры первым царям-мудрецам. Утверждалось, что легендарный Юй, предполагаемый основатель династии Ся (традиционная датировка 2205–1766 гг. до н.э.), попробовал вина, насладился его вкусом, после чего изгнал женщину, приготовившую для него напиток, — и правильно сделал. Вино необходимо запретить, заявил он, поскольку, согласно легенде, оно «однажды уничтожит царство человека».
В Китае были предприняты, вероятно, самые первые попытки установления сухого закона как государственной политики. В речи «Против винопития» сделан следующий шаг после изгнания виноделов: в ней утверждается, что любой, кого застанут за употреблением вина, будет казнен. Происхождение этого документа неясно, но у нас имеются свидетельства подобных заявлений в виде надписей на бронзовых изделиях, однозначно датируемых началом периода Чжоу, а последующие правители Китая непрерывным потоком издавали политические эдикты против спиртного.
В Древней Греции понимание общественной полезности умеренного употребления вина сочеталось с презрением к пьяницам и серьезными предостережениями об опасностях, которые таит в себе злоупотребление алкоголем. Один из драматургов того времени вкладывает совет о достоинствах умеренности и трезвости в уста самого бога вина Диониса:
«Всего лишь три чаши я предлагаю разумным людям: одну для здоровья, вторую для любви и удовольствия и третью для сна; когда же они выпиты, мудрые гости расходятся по домам. Четвертая чаша уже не моя, она принадлежит гордыне; пятая — громким крикам; шестая — кутежу; седьмая — помрачению сознания; восьмая — воинственным призывам; девятая — желчности; десятая же — безумию и людям, крушащим все вокруг».
Позднее на Западе христиане разных конфессий вели долгую войну с пьянством, иногда подводя под него общее понятие «чревоугодие», один из семи смертных грехов. Сегодня мы воспринимаем чревоугодие как переедание, что, безусловно, включает неспособность ограничиться одной-двумя свиными отбивными. Однако излишние возлияния не только охватывались традиционно обличительными речами против порока, но и часто были их главной темой.
«Список возможных последствий чревоугодия, — отмечает одна исследовательница руководств по покаянию XV века, — включал болтливость, неуместную веселость, утрату здравомыслия, азартные игры, нечестивые мысли и дурные слова». «Непохожи эти грехи на последствия переедания», — с иронией пишет она. Более близкий нам по времени борец со злоупотреблением алкоголя Уильям Бут, основатель Армии спасения, заявлял: «Проблемы с выпивкой — корень всех зол. Девять десятых нашей нищеты, запустения, прегрешений и преступлений проистекают из этого ядовитого корня. Многие из наших общественных зол, омрачающих землю, словно целый лес гибельного анчара, отступили бы и исчезли, если бы не поливались без конца крепкими напитками». Хотя сегодня мы, к счастью, представления не имеем об опасностях анчара, дерева, произрастающего в Юго-Восточной Азии, которое считается настолько ядовитым, что один лишь его запах может убить, суть ясна — пить вредно.
Издержки опьянения очевидны, и неудивительно, что многие политики считают полную трезвость залогом успеха развития страны. Например, чешский мыслитель начала XX столетия, лидер борьбы за независимость и первый президент Чехословакии Томаш Масарик видел в отказе от спиртного ключевое условие освобождения чешского народа. Обращаясь к своим соотечественникам, печально известным своим сильным пристрастием к спиртному, он заявлял: «Нация, пьющая больше, безусловно проиграет той, которая более воздержанна. Будущее каждой нации, особенно малой, зависит от того… бросит ли она пить».
Любой, кто бывал в этой части света, подтвердит, что чехи не бросили пить. Более того, они сохранили за собой рекорд: в расчете на душу населения продолжают пить пива больше, чем любой другой народ, и постоянно попадают в списки мировых лидеров по показателю совокупного потребления алкоголя на человека. Тем не менее Чешская Республика, несмотря на краткий период подчинения столь же пьющему СССР, до сих пор не исчезла с карты мира. Запрет спиртного не укоренился и в Китае. Те самые гробницы периода Чжоу, где находятся бронзовые треноги с надписями, грозящими смертью каждому за питье алкоголя, под завязку забиты искусно сделанными дорогими сосудами для вина, и ни одна попытка ограничить потребление спиртного не была успешной. И китайская нация прошла с тех пор довольно длинный путь.
Проспиртованные викинги, презрительно описанные трезвенником ибн Фадланом как грязные пьяницы, также являлись невероятно успешной культурной группой. Они господствовали над огромными территориями Европы, наводя страх на местное население, открыли и колонизировали Исландию и Гренландию и в конце концов стали прародителями существенной части жителей современной Северной Европы. Непохоже, чтобы терпимое отношение к употреблению спиртного как-то препятствовало успеху культурных групп.
Это еще более странно, чем тот факт, что ген «азиатского румянца» не смог распространиться по всему миру. Как ясно понимал Томаш Масарик, нация, вечерами напролет вливающая в себя жидкие нейротоксины, изготовленные ценой огромных затрат и в ущерб производству полноценных продуктов питания, должна находиться в крайне невыгодном положении по сравнению с теми культурными группами, которые полностью отказались от одурманивающих веществ.
Такие группы существуют, причем уже довольно давно. Пожалуй, самым ярким примером является исламский мир, породивший ибн Фадлана. Причем на заре ислама спиртное не было запрещено, но, согласно одному из хадисов, преданий, запрет появился вследствие одного ужина, за которым сотрапезники Мухаммеда слишком опьянели и не смогли должным образом произнести свои молитвы. Как бы то ни было, к концу эпохи пророка, в 632 году, в исламском законе утвердился полный запрет спиртного.
Нельзя отрицать, что в эволюционном состязании культур ислам чрезвычайно успешен. Зародившись среди скотоводческих племен Аравийского полуострова, он стал одной из главных мировых религий, господствуя на огромных территориях Евразийского континента, а также Южной и Юго-Восточной Азии. Тем не менее ислам по-прежнему вынужден сосуществовать с такими терпимыми к спиртному учениями, как христианство и конфуцианство (не говоря уже о викингах), хотя, согласно теориям захвата и эволюционного пережитка, мусульмане должны были бы обладать решающим преимуществом в эволюционной борьбе культур.
Еще более серьезный удар по любой теории, считающей употребление психотропных веществ дезадаптивным, наносит тот факт, что в реальности ситуация в исламском мире намного сложнее, чем описывается в теологии. Начать с того, что, согласно распространенному толкованию, запрет хамра, или опьяняющих веществ, распространяется только на спиртные напитки или даже лишь на спирт, полученный методом брожения из винограда или фиников, и не затрагивает все остальные одурманивающие субстанции. Наиболее заметным среди этих альтернатив является каннабис, обычно в виде гашиша. Особой любовью он пользовался у последователей отчасти еретического направления суфизма, но и широкие слои мусульман относились к гашишу терпимо. Более того, несмотря на теологический запрет, между исламскими культурами традиционно наблюдались существенные различия в строгости соблюдения сухого закона.
В большинстве исламских культур потребление алкоголя дозволялось в домашнем уединении, особенно среди элиты, а в некоторых местах в определенные периоды он играл важную роль и в общественной жизни. Один из историков писал: «На протяжении всей истории мусульманские правители и их придворные пили спиртное, часто в огромных количествах и иногда на глазах у всех; примеры нарушения рядовыми мусульманами установленного религией запрета на спиртное слишком многочисленны, чтобы их перечислять… Запрещение исламом алкоголя было постепенным, тяжело идущим процессом, и табу оказывалось довольно относительным, хотя имело вроде бы абсолютный характер: всегда предлагались способы обойти закон и оставался шанс получить отпущение этого греха».
Кстати, исламский мир подарил нам и слово «алкоголь» (от арабского al-kohl), и первые описания процесса дистилляции спирта, а также величайшие примеры поэзии о вине. Прославленный Хафиз Ширази, творивший в XIV столетии, даже заявлял, что пить вино — это и означает быть человеком: «Вино течет в моих венах как кровь. / Учись быть беспутным, быть мягкосердечным — Это намного лучше, / Чем быть зверем, не желающим пить вино и не способным стать человеком». Если бы запрет алкоголя действовал тогда, как в наши дни — самые популярные мобильные приложения, следовало бы ожидать, что его применяли бы более последовательно.
Другая культура трезвости, заслуживающая упоминания, — это Церковь Иисуса Христа Святых последних дней, представители которой более известны как мормоны. Подобно Мухаммеду, основатель мормонизма Джозеф Смит слегка запоздал со своими запретительными мерами. «Книга мормона» придерживается общехристианского понимания вина как священной субстанции и описывает опьянение, по крайней мере легкое, как истинную радость, одобренную Господом. Мормоны на ранних этапах развития своей церкви свободно употребляли вино во время религиозных собраний и даже сочетали разгоряченные спиртным пиры и танцы непосредственно в храме.
Лишь после полученного Джозефом Смитом в 1833 году откровения — «Слова мудрости» — мормонам было объявлено, что Бог не хочет, чтобы они пили спиртное и напитки с кофеином или курили табак. Потребление алкоголя затем постепенно запретили; полная трезвость стала официальной доктриной только в 1951 году. Справедливости ради стоит сказать, что современная мормонская церковь с впечатляющим пылом соблюдает этот запрет.
Таким образом, представляется, что мормоны — это группа, серьезно относящаяся к исключению обманывающих мозг химических веществ из нашей жизни, что должно было бы дать ей огромное преимущество по сравнению с другими группами. Действительно, мормонская вера весьма успешна. Хотя в последние годы темпы роста числа последователей церкви несколько замедлились, они продолжают опережать общемировой прирост населения, чего нельзя сказать о большинстве религий.
Однако страстный и всеобъемлющий характер борьбы мормонов с психотропными веществами может послужить нам подсказкой об ее истинном назначении. Характерное для «святых последних дней» сочетание запрета кока-колы и кофе с сухим законом не имеет смысла, если главная цель таких ограничений — устранить издержки опьянения. В отличие от спиртного и других наркотических веществ кофеин, казалось бы, приносит только пользу как отдельным верующим, так и всей группе. Согласно легенде, традиция употребления чая появилась у воздержанных в иных отношениях буддийских монахов, потому что чай помогал им выдерживать длительные медитации, и неизвестно, сколько участников движения «Анонимные Алкоголики» смогли бы высидеть их собрания без кофе и никотина. Пожалуй, круговерть современной жизни внезапно остановилась бы без сигарет, кофе и чая.
По утверждению исследователя истории американской религии Роберта Фуллера, запрет психоактивных веществ у мормонов не столько направлен на решение конкретной проблемы со спиртным, сколько является «способом подчеркнуть отличие от других существующих религиозных групп». Аналогичные аргументы выдвигались относительно исламского отказа от алкоголя, изначально, возможно, помогавшего отделить раннемусульманский мир от пьющих вино культур Средиземноморья и Ближнего Востока, которые его окружали.
Запрет вина — очень решительное культурное заявление, служащее мощным маркером принадлежности к группе и дорогостоящей демонстрацией приверженности ей. В случае мормонов возможность отличить себя от остальных через трезвость сочеталась с другими оригинальными обычаями, такими как обязательное двухлетнее миссионерство для всех верующих мужского пола и разрешение крестить давно умерших предков. Вероятно, именно этот комплекс культурно-эволюционных инноваций, а не запрет спиртного как таковой обусловил относительный успех мормонской веры.
В общем, если бы опьянение оказывало в целом негативное воздействие на культурные группы, тогда нормы, препятствующие употреблению опьяняющих веществ, должны были бы стать всеобщими, тем более что культурная эволюция происходит намного быстрее генетической. Однако если запрет алкоголя и подчиняет себе мир, то явно довольно неспешно. Как объяснить провал попыток ввести сухой закон в Древнем Китае и Соединенных Штатах или тот факт, что, скажем, Франция не исчезла с лица земли?
Группы, официально запретившие химические одурманивающие вещества, часто допускают их употребление в частной жизни или закрывают глаза, если элита публично предается излишеству. Многие, более серьезно подходящие к запрету опьяняющих средств, например пятидесятники или суфии, заменяют радость опьянения той или иной формой экстаза, обретаемого без помощи химии, скажем говорением на неведомых наречиях или экстатическим танцем. Все это наводит на мысль, что опьянение выполняет жизненно важную функцию в обществе. Вот почему должно возникать сопротивление попыткам уничтожить употребление спиртного в декретном порядке, а в тех редких случаях, когда его по-настоящему исключают, необходимо заполнять создавшийся вакуум.
