Ксенофобия (и ее частный случай мигрантофобия) — не только культурный феномен: так было устроено наше первобытное сознание. Но усиливают эту неприязнь уже социальные институты и явления. Почему мы мыслим категориями «все они такие» и как победить внутреннего ксенофоба, поймав себя на обобщении, рассказывает директор Центра толерантности Еврейского музея, кандидат психологических наук Анна Макарчук
Кадр из фильма «Ненависть»
Неприязнь к людям другой национальности нельзя назвать только современной проблемой, поскольку ксенофобия столь же «естественна», сколь и некорректна. Этим термином принято обозначать страх и неприязнь по отношению к любым «другим» людям, которые не похожи на нас, а их образ жизни, ценности и установки непонятны или просто неизвестны.
Мигрантофобия обычно становится частным и самым широко известным случаем ксенофобии. Мигранты на роль «других» подходят больше остальных категорий, поскольку отличаются культурно, лингвистически, по социально-экономическим параметрам и зачастую внешне. Этот набор характеристик и делает мигрантов в невосприимчивой или непривычной к разнообразию картине мира чужими. Конкретные признаки отдельной личности уже не играют роли: нетолерантному сообществу все равно, откуда прибыл человек — из Восточной Европы, Южной Америки, Азии или провинциального города; он отличается, а значит, не воспринимается на равных.
Наш мозг — ксенофоб
Культурные, экономические и социальные факторы ксенофобии и мигрантофобии оказывают столь сильное влияние на наши паттерны поведения, поскольку получают поддержку психики. В биологической природе человека заложена настороженность по отношению ко всему новому и неизвестному. Дружелюбность и толерантность к тем, кого мы относим к категории «свои», и такая же враждебность по отношению к чужакам — это один из аспектов более масштабного явления, называемого внутригрупповой предвзятостью.
Люди совершенно по-разному воспринимают один и тот же набор действий в зависимости от того, совершается ли он членом «нашей» группы или «чужой». В исследовании 2013 года участники были случайным образом разделены на две команды и смотрели видеоролики, в которых представители их команды и команды-конкурента выполняли определенные действия. Задачей смотрящих было оценить ловкость и скорость движения рук. В среднем действия «своей» команды были оценены как более быстрые, хотя, конечно, скорость у команд была одинаковая.
Ученые затем провели дополнительное исследование уже с помощью магнитно-резонансной томографии. Участники, которые указали на сильную разницу в скорости между двумя группами, демонстрировали увеличение активности в нижней теменной доле — области мозга, которая координирует восприятие и действие, — при наблюдении за происходящим, но не при последующем принятии решений. Это значит, что внутригрупповая предвзятость возникает на очень раннем этапе восприятия, еще до принятия сознательного решения о том, как действовать.
Такое поведение объясняется тем, что десятки тысяч лет назад, когда наш мозг эволюционировал, не было предпосылок к тому, что люди создадут великую цивилизацию, в которой враждебность по отношению к непохожим может поставить под угрозу существование человечества. Поэтому твердость и неподатливость нашей психики можно назвать механизмами ригидности. Чаще всего они относятся к так называемым когнитивным искажениям, о которых говорил Даниэль Канеман в книге «Думай медленно, решай быстро».
Первое из таких искажений — стереотип.
Стереотип — это упрощенное устойчивое суждение о какой-либо группе, построенное по формуле: они все (название группы) — вот такие (характеристика).
- «Все журналисты упрямые и наглые».
- «Все русские гостеприимные».
- «Все мужчины меньше доверяют эмоциям, чем женщины».
- «Все коренные москвичи — снобы».
Стереотипы построены на склонности нашей психики экономить ресурсы за счет категоризации: нам не нужно помнить много разрозненной информации, если удастся разложить мир по кластерам и оперировать атрибутами не отдельных объектов, а кластеров.
В основе стереотипов не всегда лежит личный опыт. Довольно часто мы имеем сформированный стереотип о группе людей, с которыми у нас не было совсем никакого личного опыта взаимодействия. Стереотипы сами по себе заменяют такой опыт, впитываясь из внешнего инфополя — суждений других людей, которым мы доверяем, из СМИ или культуры. Сами по себе стереотипы не несут ни отрицательной, ни положительной нагрузки, это просто свойство нашего информационного метаболизма.
Второй уровень искажений — предрассудки.
На основании морально безобидных стереотипов формируются предрассудки — и это уже негативно окрашенные суждения о человеке, которые даются на основании его принадлежности к какой-либо группе. Предрассудок — это заведомое осуждение, первый шаг на пути к дискриминации; он внушает предубеждение против человека исключительно на основании его идентификации с некой группой. Можно выделить:
- Расовые предрассудки.
- Предрассудки о сексуальной ориентации.
- Гендерные предрассудки.
- Религиозные предрассудки.
- Возрастные предрассудки (эйджизм).
На основании предрассудка психика формирует установку — бессознательную готовность к определенным суждениям и действиям. При наличии определенных условий, как пример — стресса или опасности, такая установка проявится в формате дискриминирующих действий. Например, ученые сделали вывод, что пандемия Covid-19 привела к росту числа ксенофобских высказываний в социальных сетях.
Практически у каждого человека есть негативный опыт взаимодействия хотя бы с одним представителем любой категории «других», поэтому он внутренне соглашается с какими-то предрассудками — этот феномен известен как «предвзятость подтверждения». Так называют когнитивное предубеждение, при котором люди склонны искать и интерпретировать информацию таким образом, чтобы подтвердить ранее существовавшие убеждения или гипотезы, игнорируя или обесценивая информацию, которая противоречит этим убеждениям. Подобный подход не позволяет рассматривать альтернативные точки зрения и объективные доказательства, а значит, существенно тормозит эффективность принятия решений.
Социальные факторы ксенофобии
Однако в ксенофобии виноват не только мозг, которому объективно удобнее оперировать стереотипами, экономя жизненно важную энергию. До стадии установок базовую классификацию доводят именно культурные и социальные институты, с которыми, в отличие от нервной системы, мы способны взаимодействовать на равных. На почву когнитивных искажений ложится комплекс внешних социальных факторов, нестабильности, личных стрессовых и эмоциональных ситуаций.
Настороженное отношение к представителям «других», чаще всего к мигрантам, зачастую формируется СМИ специально, поскольку это становится способом увеличить охват материала за счет провокации и эмоций. Источники могут делать акцент на национальности в заголовках криминальной хроники. Если противоправный поступок совершает представитель титульной нации, то указание на его принадлежность будет встречаться реже. Если тот же поступок совершит человек с миграционным опытом, с большой долей вероятности будет сделан акцент на конкретной национальности или его статусе мигранта. Ситуации же, в которых мигрант находится в роли жертвы, а агрессором становится представитель титульной нации, затрагиваются редко.
Результатом такого довольно банального упрощения повестки становится укрепление негативных стереотипов об одной нации, но отсутствие объективной информации о другой. Ситуация по своей механике схожа с психофобной лексикой: из лингвистического стереотипа появляются дискриминирующие суждения.
Популизм и экономические факторы
Одним из важных триггеров мигрантофобии является представление, что мигранты будут конкурировать с местными жителями за рабочие места и ресурсы, стимулируя безработицу и снижение уровня заработной платы. Действительно, иммиграция влияет на количество работников в экономике, увеличивая «предложение рабочей силы» в определенных профессиях и отраслях. Это означает, что людей, ищущих работу, становится больше в процентном соотношении. Однако иммиграция может также расширить спрос на рабочую силу и тем самым создать новые рабочие места.
Во-первых, мигранты сами покупают товары и услуги, увеличивая спрос. Во-вторых, работодатели могут увеличить производство в тех секторах, где миграция позволяет им трудоустроить больше людей (например, в сельском хозяйстве, строительстве, сфере услуг) или использовать более трудоемкие методы производства.
Места не «отнимаются», миграция лишь усиливает конкуренцию за существующие в определенных профессиональных секторах, одновременно создавая новые. В экономике нет фиксированного количества рабочих мест — это так называемое lump of labour fallacy, то есть заблуждение о количестве рабочей силы.
Тем не менее, мигрантофобия по всему миру используется политиками как инструмент получения поддержки или способ отвлечь электорат от других проблем. Разжигая страх и негодование по отношению к мигрантам или любой другой слабой группе, которая не может оперативно себя защитить, они получают возможность сплотить общество вокруг борьбы с общим «врагом».
Страх перед культурными изменениями
Каждое общество и его отдельные части стремятся к сохранению самобытной культуры. В моменты социальной турбулентности и неопределенности чувство, что существует угроза сохранению традиций и ценностей, возрастает, как и пристальность внимания к ним.
Естественное желание, подкрепленное психологическими установками, — уберечь себя и некоторые аспекты своей подконтрольной идентичности (кто я? кем являюсь?) от соприкосновения с инаковостью. Это происходит из-за опасения, что любое соприкосновение ведет к размыванию и изменению идентичности. Но на самом деле все ровно наоборот: мы осознаем, кто мы и какие мы, только тогда, когда соприкасаемся с «другими», когда появляется возможность сопоставления. Иными словами, межкультурный контакт укрепляет нашу идентичность, а не разрушает ее.
Во времена дестабилизации историческая память часто выходит на первый план как способ защиты и укрепления неустойчивости. Исторические конфликты между нациями или этническими группами вновь обсуждаются, обостряются и могут способствовать возвращению предрассудков.
Как ксенофобия мешает всем
Мигранту, которого часть социума воспринимает как белую ворону, приходится нелегко. Но и мы сами меняем иерархию своих идентичностей и репрезентацию в зависимости от окружающих условий. Утром мы члены собственной семьи — мамы, папы, жены, братья; днем — инженеры и журналисты, члены профессионального сообщества; вечером в беседе с друзьями — либертарианцы, любители абстракционизма или убежденные феминисты.
Каждый раз, когда происходят перестановки в иерархии, есть риск столкнуться с ксенофобией. Например:
- «Посмотри, как Катя возится с ребенком. Настоящая «яжмать». С ней и поговорить-то, наверное, не о чем» (гендерные и социальные предрассудки).
- «Эта новенькая молодая сотрудница меня раздражает. Задает глупые вопросы, лучше бы в вузе доучилась. Не буду я ей помогать» (возрастной предрассудок).
Оказавшись на стороне «жертвы», есть совершенно определенное желание возразить и потребовать к себе уважения:
- «Почему вы вините меня за то, что я заботливая мать? Вы обо мне ничего не знаете».
- «Да, я новенькая. Вы тоже такими были. Объяснить простые вещи намного эффективнее, чем разжигать конфликт».
К сожалению, иллюзия безопасности, которую дает установка «они — другие, а я — нормальный», не проходит бесследно. Используя ярлыки, стереотипы и когнитивные шаблоны, мы вынуждены заблокировать наше критическое и креативное мышление. Мы жертвуем собственной эффективностью и успешностью, чтобы заглушить внутренний конфликт.
В итоге наша психика становится более ригидной, а значит — менее адаптивной в стремительно меняющемся мире, полном разнообразия. В большем масштабе ксенофобия и мигрантофобия ведет к экономическим и социальным проблемам, поскольку любая дискриминация меняет отношение к самому малому меньшинству — человеку.
Как исправить образ мышления
Сталкиваясь с серьезной социальной проблемой, естественно чувствовать неспособность изменить глобальные тенденции. Но отказ от действий под мнимой угрозой неуспеха может привести к выученной беспомощности. Для изменения стратегии необходимо определить область, на которую лично вы можете влиять ежедневно. Как минимум, это наши собственные мысли и действия, зона ответственности любого психически дееспособного человека.
- Не промолчать, когда при вас оскорбили человека.
- Помочь, если есть возможность.
- Узнать больше о чужой культуре, чтобы быть объективным.
Как и в случае с манипуляциями, важно определить и назвать стрессовый фактор. Сталкиваясь с ситуацией, в которой вы оперируете стереотипом или предрассудком, задайте вопрос: «Я объективен, или это предрассудок? Не обобщаю ли я? Что сейчас влияет на мои решения?» Подобный подход не делает нас экспертами в истории ментальности или культурных традиций, но позволяет отделить конкретного человека от ярлыка.
Второй уровень работы с потенциальной ксенофобией — изучение мира «другого» через личный контакт или через проверенные информационные источники. Например, Центр толерантности сделал специальный образовательный проект для студентов «Межкультурный воркаут», где можно потренироваться взаимодействовать с представителями других культур.
Если вы стали свидетелем проявления мигрантофобии или дискриминации и не готовы с этим мириться, можно попробовать повлиять на мнение человека. Но важно помнить, что в основе дискриминирующих высказываний и действий — не логика, а эмоции, чувство страха или уязвимости человека. Это значит, что логические аргументы (экономические данные, статистика, мнение экспертов) будут менее эффективны, более того, есть риск увеличить дистанцию и усилить конфликт.
Достигнуть взаимопонимания и создать безопасную для дискуссии среду можно при помощи рассказа о своих чувствах и используя личный пример. Именно личное, а не общее может стать началом для разговора, поскольку является противоядием и от конфликтов, и от ксенофобии.
Автор: Анна Макарчук
