Когда ум перестает проецировать на мир собственные проблемы, а отражает его непосредственно, таким, каков он есть.
Погружаться в грезы и не быть «здесь и сейчас» — наша природная особенность. Не обязательно, что мы можем преодолеть эту склонность полностью, как бы того ни желали.
Попытка находиться «здесь и сейчас», осознанно присутствовать, а не витать в сожалениях о прошлом и пребывать в страхе за свое будущее — важная и правильная идея, о которой говорят многие духовные традиции. В последнее время она стала особенно популярной благодаря книге Экхарта Толле «The Power of Now» (В русском переводе «Сила Настоящего» или «Сила момента сейчас»). В таком состоянии успокоенный ум, не вовлеченный в бесконечную череду ассоциаций, перестает проецировать на мир собственные проблемы, а отражает его непосредственно, таким, каков он есть, — словно поверхность воды, отражающая деревья.
В рамках традиционных учений в этой связи можно упомянуть буддийское памятование. Сатипаттхана сутта (Основы памятования) гласит: «…о монахи, когда идет, знает монах: «Я иду», когда стоит, знает монах: «Я стою», когда сидит, знает он: «Я сижу», когда лежит, знает он: «Я лежу» — и каково всегда его положение, это в точности знает он. Так живет он, созерцая тело в теле…». Г.Гюрджиев говорит о самовспоминании — это переживание «я есмь» посредством разделения внимания. Часть внимания переводится с объектов, на которые оно обычно направлено, на самого наблюдающего. Сходные практики можно найти в исихазме (трезвение), суфизме (тихий зикр) и других учениях.
Важно отметить, что для выполнения этих практик требуется целенаправленно и сосредоточенно перевести внимание на себя в данном мгновении и месте, используя в качестве фокуса внимания позу, дыхание, некое слово или же содержание внутреннего пространства, ума.
Концепции «здесь и сейчас» придается сакральный статус, но хотелось бы исследовать — почему так? Что именно делает «здесь и сейчас» столь важным, что ради него нужно жертвовать и прошлым, и будущим? Как и любая плодотворная идея, эта концепция имеет смысл в каких-то рамках. Когда идею пытаются абсолютизировать, она теряет смысл и рискует превратиться в заблуждение. Необходимо понять, в каких пределах практика «здесь и сейчас» является важной и ценной, а не считать ее средством от любых психологических и духовных проблем.
Когда вы живете настоящим вы не беспокоитесь, что будет потом, ведь вы не можете этим управлять в любом случае. И нежелание переходить к действию, которое возникает из-за воображаемых негативных будущих последствий или воспоминаний о прошлых неудачах, теряет свою силу. Становится легче и действовать, и сосредоточиться на текущем моменте и проявить себя с лучшей стороны.
Прежде всего, cуществуют ситуации, когда пребывание «здесь и сейчас» мало что меняет или даже оказывается помехой. Скажем, когда я читаю книгу, то нет ощущения, что «здесь и сейчас» как-то заметно положительно отражается на восприятии или понимании прочитанного. Возможно, что даже наоборот — при чтении художественной литературы некоторое погружение в грезы автора способствуют усилению эстетического эффекта. Когда смотришь фильм, приходится забыть, что мы видим обман, краску, а не настоящую кровь, — нужно то, что по-английски называют suspension of disbelief, вера в предлагаемые обстоятельства. Требуется некоторое отождествление с происходящим, а полная осознанность в данном случае, в отличие от других ситуаций, может быть излишней.
Из исключений упомяну также, что мне трудно писать стихи в таком состоянии. Видимо, практически любое творчество требует, хотя бы на ранних этапах создания произведения, свободного течения ассоциаций, пребывания в мире хаотических связей и грез. Затем наступает момент, когда необходимо задействовать фильтры осознанности, но это на более поздних этапах. Упорядоченность законченного произведения рождается из случайностей и хаоса творческого процесса.
Исследования с использованием MRI (магниторезонансная визуализация) показали, что грезы могут быть более эффективным способом решения некоторых задач, чем сосредоточенность. Когда нам кажется, что ум отключается и «уплывает» в грезах, в этот момент мозг как раз работает более активно, привлекая дополнительные ресурсы. Ум погружается в грезы, поскольку это нормальное состояние мозга, а не бессмысленное отвлечение.
«Белый шум», роение мыслей и эмоций в сознании только кажутся бессмысленными и «бездуховными». У такой активности ума тоже есть своя важная роль. Это заблуждение — считать, что каждое непонятное нам явление психики есть нечто лишнее и вредное: «…люди то и дело норовят списать со счетов какую-нибудь мелочь в поведении или морфологии животных как бесполезную и неадаптивную, только чтобы впоследствии убедиться, что не понимали, какова ее функция» (Ричард Докинз. Расширенный фенотип.М.2010.С.419.).
Погружаться в грезы и не быть «здесь и сейчас» — наша природная особенность. Не обязательно, что мы можем преодолеть эту склонность полностью, как бы того ни желали. Даже тому, кто считает сон не самым возвышенным состоянием, иногда необходимо прилечь и поспать. Такой корифей эзотерики, как Г.И.Гюрджиев, без стеснения приписывавший себе сверхъестественные способности, жаловался, что не может преодолеть «сон и дремоту»:
«… несмотря на все мои желания и старания, я не мог добиться успеха в «само-воспоминании» в процессе моей обычной жизни с другими людьми; так, чтобы быть способным проявлять себя не в соответствии с моей натурой, а в соответствии с предварительными указаниями моего «сосредоточенного сознания».
Я не мог достичь состояния «само-воспоминания», достаточного даже для того, чтобы остановить ассоциации, текущие во мне автоматически вследствие некоторых нежелательных наследственных факторов моей природы». (Г.И.Гюрджиев. Жизнь реальна только тогда, когда «Я есть»)
У разума, сформированного эволюционными процессами, есть свои задачи, и порой состояние «здесь и сейчас» этим задачам не вполне соответствует. Согласно некоторым современным теориям, «…сущностью разума является составление прогнозов» (Джефф Хокинс. Об интеллекте. М.2007.С.86.). Прогнозы осуществляются на основании памяти — предыдущего опыта: «…восприятие действительности является комбинацией наших ощущений и прогнозов, составляемых на основе воспоминаний». (Джефф Хокинс. Об интеллекте. М.2007. С.89.)
Таким образом, сканирование прошлого и создание прогнозов — то есть пребывание не здесь и не сейчас — является важней функцией мозга. И никакие ухищрения духовных практик не могут и не должны эту функцию отменять.
Почему вообще возникает эта проблематика — включать самого себя в объекты внимания, что подразумевается в концепции «здесь и сейчас»; откуда берется нужда в пристальном внимании к собственному внутреннему миру? Видимо, это связано с тем, что личность становится источником проблем — искажает информацию при восприятии, не в состоянии ее полноценно обработать, не справляется с возросшим числом объектов внимания и т.п. То есть оказывается не готовой к тем ситуациям, которые предлагает современная жизнь.
Например, если наше восприятие затуманено отрицательной эмоцией и мы отвергаем справедливые слова собеседника только из-за этого, то требуется отключить «автопилот», сделать сознательное усилие, переведя внимание на себя как на внешний объект, который, так сказать, ведет себя неподобающе. Это дает шанс скорректировать вредоносный эффект отрицательной эмоции.
Нескончаемое беспокойство о нереальных или маловероятных событиях, которые в любом случае от нас не зависят — вроде конца света — совершенно бессмысленно и ни к чему, кроме неврозов, вести не может. И в этом случае пребывание в «здесь и сейчас» — отличное средство, компенсирующее сбои врожденных навыков. Такие случаи входят в область применения концепции.
Как мне видится, сильная сторона и ценность «здесь и сейчас» — в решении тех задач, которые на «автопилоте» принципиально не решаются. Сама эта идея — помнить себя, осознанно присутствовать — является ответом на ограниченные возможности наших естественных состояний.
Какие задачи не решаются на «автопилоте»:
В первую очередь речь идет о тех ситуациях, к которым мы эволюционно оказались не готовы. «Автопилот» — природные силы в нас, а также приобретенные и хорошо усвоенные навыки. Но жизнь в сверхсложном современном обществе предлагает задачи, для которых нет готового природного решения и не всегда возможно выработать автоматические навыки:
— включение объектов в сферу внимания, даже если они не вызывают эмоционального интереса. Внимание к объекту привлекается прежде всего потребностями и основанными на них эмоциями, но не всегда эмоции включаются тогда, когда следовало бы.
— Одновременное поддержание нескольких объектов в сфере внимания, поскольку это не является естественной особенностью нашей психофизиологии; далеким предкам обычно не приходилось иметь дело одновременно со многими объектами. (При этом объектов не может быть слишком много: чрезвычайно трудно пребывать в «здесь и сейчас», когда приходится решать одновременно много задач, поскольку ресурсы психики ограничены и часть их расходуется на поддержание самого состояния осведомленности).
— Способность к конструктивному страданию — то есть смирение в отношении неприятных проявлений других людей и негативных cобытий, на которые мы повлиять не можем; отказ от противостояния, когда оно бесполезно. (Поскольку природой мы, как известно, запрограммированы в основном на два вида реакций — «убегай или нападай»).
— Способность активно переключать внимание с себя на другого человека — поскольку эгоизм или эгоцентризм естественны, а отказ от себя обычно, хотя и не всегда, требует сознательного усилия.
— Чрезмерная эмоциональность в тех ситуациях, где требуется осознанность и присутствие духа.
— Кроме того, действия на автопилоте чреваты механической забывчивостью, когда мы не можем вспомнить, куда положили ключи и выключен ли чайник. Следуя привычному поведению, легко допустить ошибку, когда ситуация меняется: например, поехать по обычному маршруту, даже если сегодня нужно попасть в другое место.
* * *
Следует отметить, что популярные представления о «здесь и сейчас» могут довольно значительно отличаться от традиционных воззрений на этот вопрос и представлять собой значительное упрощение. Например, авторитетный буддийский исследователь и наставник Алан Уоллес, автор и переводчик многих текстов о буддизме, говорит:
Английский термин mindfulness, применяемый для обозначения памятования, в широком употреблении попросту означает способность удерживать внимание, отдавать отчет. Сати же имеет гораздо более широкую коннотацию, поэтому желающим практиковать буддийскую медитацию советуют как можно лучше разобраться с этим и другими связанными терминами на основании самых авторитетных источников, какие только доступны. Иначе буддийская медитация быстро деградирует в размытое «быть здесь и сейчас», где утеряны невероятная глубина и богатство буддийских медитативных традиций.
Одна из причин этой деградации в том, что в секулярной версии концепции «здесь и сейчас» исчезает стремление к Абсолюту, то есть концентрация идет на психике и теле — что тоже конечно важно — но задача еще и в том, чтобы выйти за пределы своего наличного бытия. Смысл практики не только в обретении психологического покоя, она служит трамплином для прыжка в трансцендентное. Сама попытка смотреть на себя со стороны подразумевает выход за пределы личности.
По Гурджиеву, путь первый — это путь факира. Человека, который ради познания мира жертвует физическими благами: сидит в одной позе, не ест, носит вериги. В общем, умерщвляя плоть, постигает Бога. Второй путь — путь монаха. Монах обуздывает сердце, эмоции. Третий путь — путь йогина, человека, который подвергает суровой дисциплине свой ум. Идущий же четвёртым путём использует достоинства остальных трёх. Сравнивая, обобщая и работая сразу во всех направлениях.
«Единственный путь для развития — создать борьбу внутри себя, — учил Гурджиев. — Схватка, борьба — вот основа развития. Когда нет борьбы, то ничего не происходит — человек остаётся машиной».
Хитрый человек пользуется любой возможностью оставаться духовно бодрствующим и не подвергаться усыпляющему воздействию механических стереотипов.
Как пишет Жанна де Зальцман (фактически возглавившая гюрджиевское движение после смерти основателя): «Мое внимание разделено в двух направлениях, а я нахожусь в центре. Это акт самовспоминания. Я хочу держать часть своего внимания на осознании принадлежности к более высокому уровню, и под этим влиянием попробовать открыться внешнему миру…» (Жанна де Зальцман. Реальность бытия. Четвертый Путь Гурджиева).
* * *
Памятование, трезвение и подобные практики — важная часть духовной традиции. Но следует учесть, что традиция ими не исчерпывается, а наиболее интенсивный мистический опыт описывается часто не как алертность и присутствие «здесь и сейчас», а как экстаз , исчезновение, отсутствие, транс, восхищенность. То есть как бы пребывание в иных мирах, не здесь и не сейчас. (Мистический экстаз у Плотина, христианских мистиков, суфиев и др.)
Почему бы не предположить, что отсутствие и присутствие, пробужденность в «здесь и сейчас» с одной стороны и экстатическое переживание с другой — дополняют друг друга. Если это так, то вполне можно допустить возможность чередования, фаз изменения активности этих двух важных и необходимых сторон развитой человеческой психики. Иногда — трезвенность и присутствие доминируют, иногда усиливается экстатичность — возникает отсутствие и опьяненность. И, наконец, иногда можно предаться вольному течению мысли, грезам, побыть в творческом внутреннем хаосе, не испытывая при этом чувства вины. То есть нам следует быть не «здесь и сейчас», а «где и когда действительно нужно».
