Своей невесте Марте Зигмунд Фрейд написал около 900 писем. В своих посланиях он касался, в том числе, разницы в психологии бедных и богатых людей.
Вена, 29 августа 1883 г., среда, после полудня
Моя любимая Марта!
Ты совершенно права. Сутолока и толчея на ярмарке, хотя и нравятся народу, не предрасполагают мыслящего человека к высоким помыслам. Для меня ожидаемые и уже имеющиеся наслаждения — это прежде всего часы беседы с любимой, ласковой девушкой. А кроме того, огромное наслаждение — чтение, которое с ощутимой ясностью представляет нам, что мы думаем и чувствуем, помогает понять сложные проблемы жизни, вообще смысл человеческого бытия.
Прости, если я сам себя процитирую, но мне вдруг пришла мысль о том, что я думал о судьбе: темным, неразвитым людям без комплексов живется проще, а мы всегда ощущаем отсутствие чего-то. Чтобы сохранить целостность личности, мы зачастую предпочитаем наслаждение, волнения, тревоги, а не здоровье и развитие наших способностей. Беспокоясь, мы жаждем сберечь свои силы для чего-то, сами не зная для чего. И эта привычка подавлять естественные желания придает нам некий характер утонченности.
Мы воспринимаем мир глубже, и потому можем считать себя способными к глубоким чувствам. Почему мы не спиваемся? Может быть, потому, что нам не приятен кошачий вой, который пьяные вынуждены слушать на улицах. Почему не влюбляемся каждый месяц снова? Если при каждой разлуке обрывается кусочек нашего сердца, то почему порой мы так черствы? Потому что нам тяжелее в несчастье и бедствии.
Мы осознанно стремимся к тому, чтобы поменьше страдать от жизни и побольше получать удовольствия oт нее. Все люди, как и мы с тобой, связаны жизнью и смертью, годами лишены радости. Они понимают, что вместе им легче противостоять тяжелым ударам судьбы, иногда отнимающей самое дорогое. Люди, которые способны на глубокое чувство, могут любить только один раз. Я убежден в этом.
Весь жизненный путь обычного человека предполагает своим непременным условием то, что он будет изо всех сил бороться с повседневной тяжкой нищетой. Хотя нищие, возможно, более свободны от многочисленных условностей общественной жизни. Беднякам поневоле приходится быть толстокожими и лишенными утонченных чувств, иначе они не выдержат всех тягот жизни. Они следуют своим здоровым инстинктам и помнят, что природа и общество направлены против их любви. В таком случае зачем пренебрегать сиюминутным наслаждением, если ничего другого и ждать нельзя?
Бедные слишком бессильны, слишком уязвимы, чтобы у нас возникало желание подражать им. Если я вижу народ, который относится с презрением ко всякому благоразумию, то всегда думаю, что это своеобразная компенсация за все тяготы, эпидемии, болезни, нищету. Все эти беды они, к глубокому сожалению, встречают незащищенными со стороны социальных учреждений.
Не буду дальше развивать эти мысли, однако можно представить, что народ совершенно иначе любит, рассуждает и работает, чем мы. Есть психология простого человека, которая сильно отличается от нашей. У бедных гораздо больше естественных чувств, чем у нас. И только в них еще не погибли страсти, которые продолжают изменять бытие, жизнь, которая для каждого из нас завершается смертью, то есть небытием.
Любимая, если эти разговоры тебе не нравятся, не сердись на меня. Ты не знаешь масштаба твоего влияния на меня. Понимаю, что ты не можешь действовать тем же способом, что и я при определенных обстоятельствах. Это зависит от наших переживаний, наших чувств. Об остальном решительно умолкаю. Вполне доволен, что полностью нахожусь под опекой моей принцессы. Так приятно подчиняться любимой, но если бы мы не были так далеко друг от друга, моя Мартхен.
Та бедная девушка, в судьбе которой я принимал деятельное участие, на несколько дней перестала меня волновать. При этом было два осложнения, которые совсем не имеют аналога с нашими отношениями. У врача не полностью притупляется чувство человеческой беды. Однако это чувство обостряется, если имеешь счастье, семью.
У меня возникли деловые разногласия с Пфунге, я возражал ему в присутствии профессора Мейнерта. В итоге я оказался прав, хотя Пфунге использовал в споре всю свою взбалмошность и сумасшедшие идеи. Однако я решил признаться тебе, что в моей натуре есть склонность деспота и мне страшно тяжело управлять собой. Ты это уже, конечно, знаешь, и если ты меня, несмотря на это, любишь, тогда я тем более счастлив.
Каждый свободный час я посвящаю работе, началом которой недоволен. Может быть, ты права, Мартхен, когда пишешь, что я чересчур остро реагирую на успехи и неудачи. С моим методом еще не до конца все ясно, однако я размышляю над ним. К сожалению, он не всегда помогает достичь хорошего результата.
Спокойной ночи, моя милая, любимая, моя дорогая принцесса. Твое письмо так необычайно меня окрылило. Остаюсь любящим тебя.
Твой Зигмунд.
