Моральное лицензирование, культурные мифы о счастливой жизни и проблемы самоконтроля: ученый-когнитивист Джим Дэвис рассказывает о наших «внутренних термостатах» и установках, которые определяют предельный уровень испытываемого счастья, двуличное отношение к добрым делам и склонность постоянно делать себе уступки.
Представьте себе, что однажды вы решили ради удовольствия поиграть в лотерею и через какое-то время узнали, что у вас выигрышные билеты. Теперь вы на миллион долларов богаче. Как вы думаете, вы будете счастливее? Большинство из нас думают – да. Теперь представьте, что вместо того, чтобы выиграть в лотерею, вы попали в аварию и только что узнали, что будете парализованы ниже пояса. Вы испытаете ужасные чувства, так?
Я тоже так думаю. Но изучение людей, с которыми случились подобные замечательные или ужасные вещи, демонстрирует интересную закономерность: победители лотереи действительно чувствуют себя счастливее, а люди, попавшие в инвалидное кресло, печальнее – но совсем недолго. Через несколько месяцев они возвращаются к той или иной степени счастья, которую они испытывали до произошедших с ними событий.
Как и кресло-качалка, которое выравнивается, когда вы встаете с него, люди, кажется, имеют определенный уровень счастья, к которому они возвращаются, что бы ни сделала с ними жизнь. Все мы знаем людей, которые несчастны, даже если их жизнь кажется просто прекрасной, и других, жизнь которых подобна руинам, но они почему-то всегда кажутся бодрыми. Разница в способности испытывать счастье кроется не в разном качестве жизни, но в различных внутренних установках, неких заданных точках: шокирующие 80 процентов нашего счастья, верьте тому или нет, зависят от генетических особенностей. Причина, по которой это кажется нам странным, кроется в том, что у нас есть культурный миф, согласно которому мы счастливы или грустны из-за того, насколько хорошо идёт жизнь. Но наше сознание так не работает; оно развивалось, чтобы замечать изменения, и когда что-то становится новой нормой – как, например, неожиданно полученный миллион долларов – мы приспосабливаемся к этому.
Заданные точки проявляются на многих уровнях, и наше выживание, как правило, зависит от того, насколько резко они меняются. Наше тело, к примеру, имеет множество регулирующих систем, которые работают, как термостат, сохраняя наши тела в равновесии. Температура мозга должна оставаться возле 98,6 градусов по Фаренгейту, в противном случае начнут происходить действительно плохие вещи. Если она поднимается даже на несколько градусов, у вас появятся конвульсии, еще на несколько градусов выше – и вы уже мертвы. У тела есть несколько стратегий для поддержания оптимальной температуры: увеличение или уменьшение кровотока посредством дилатации, снижение активности мозга или даже прямое уничтожение нервных клеток. У нас есть аналогичные механизмы для регулировки рН, нашей эндокринной системы и многих других.
Как видите, счастье и температура мозга имеют заданные значения, но мы также изменяем свое поведение, чтобы сохранить другие заданные точки, которые мы не осознаем. Историк Рут Шварц Коуэн (Ruth Schwartz Cowan), например, обнаружил, что домохозяйки в 1800-х годах тратили такое количество часов на работу по дому, как и домохозяйки в 1990-е годы. Даже со всеми устройствами экономии времени, которые мы создали с тех пор (стиральные машины, пылесосы и т.д.) люди по-прежнему тратят одинаковое количество времени на уборку. Психолог, радиоведущая и автор книги «Искажённое время. Особенности восприятия времени» Клодия Хэммонд утверждает: нет никакого сомнения, что монтаж радиопередач не стал быстрее, чем несколько десятилетий назад, когда разрезали и соединяли кусочки записи. Она отмечает:
«Но сегодня, когда цифровое редактирование позволяет нам монтировать гораздо быстрее, это также делает нас более привередливыми в удалении каждого «гм» и «ээ» и позволяет больше экспериментировать с порядком частей».
У нее появился более высокий стандарт и, как следствие, она тратит такое же количество времени на редактирование. Написание и отправка сообщений по электронной почте также занимает меньше времени, чем написание и отправка обычного письма. Тратим ли меньше времени на общение? Нет. Вместо того, чтобы потратить сэкономленное время на другие, более достойные вещи, мы в конечном счете отправляем больше писем по электронной почте.
Интересно, что в этих случаях наша установка, сколько времени, как мы считаем, должно быть потрачено на что-то, имеет не какой-то более объективный уровень, скажем, насколько чистым должен стать дом или каким качественным радиошоу. Мы — как термостат с реле времени, работающий больше или меньше для бессознательно заданного значения. Всё могло бы быть иначе, если бы наши установки были связаны с качеством, но это не так.
Кажется, у нас даже есть заданные значения морали — точки, в которых мы чувствуем, что были «достаточно хороши», и прекращаем дальнейшие попытки. В одном из исследований, например, была группа людей, представляющих, что они совершают некие добрые дела (уборка парковой зоны университета). Люди, которые принимали участие в этом воображаемом эксперименте, впоследствии были более склонны мошенничать в игре на деньги, чем люди из контрольной группы, которые предварительно не представляли себя в ситуации выполнения доброго дела. Это говорит о том, что даже размышление о совершении какого-то хорошего поступка может заставить нас позволить себе морально сорваться с крючка и свободно совершить что-то плохое. Более того, люди, которые покупают для еды «зеленые» продукты, при прочих равных условиях, имеют в дальнейшем большую склонность к тому, чтобы обмануть или украсть.
Эта компенсация хорошего поведения известна как «моральное лицензирование».
«Диетическое лицензирование» — явление из того же разряда. Это когда люди, которые принимают пищевые добавки, позволяют себе более нездоровое пищевое поведение. Заданное значение для здорового питания также заставляет людей думать, что калории из «хороших продуктов» как-то компенсируют калории из «плохих». Так что человек, который в одном случае перекусывает пончиком, в другом случае может съесть больше пончиков, если они идут в паре с салатом. Употребление в пищу салата на самом деле заставляет нас есть больше пончиков, потому что нам кажется, что мы делаем что-то правильное и здоровое, способное выместить вред (этот эффект ярче выражен у людей, которые пытаются похудеть).
Эти психологические тенденции имеют последствия на уровне общества.
Большинство единодушно считает, что сокращение выбросов углекислого газа замедлит глобальное потепление, и многие думают, что если мы найдем более эффективные источники энергии, это приведет к сокращению выбросов. Но достижения в производстве электроэнергии и электрических лампочек приводит людей к компенсации этой эффективности за счет использования более искусственного света. Когда упали цены, люди стали тратить больше энергии. Это ставит под сомнение идею, что мы можем эффективно бороться с выбросами углекислого газа. Кажется, у людей есть некая заданная точка, сколько денег тратить на электроэнергию, и если мы стараемся использовать электросберегающие приборы, мы просто пользуемся ими больше.
И хотя мы не осознаем этих ограничений, наша борьба за сохранение некоторых заданных точек имеет большие последствия не только для здоровья наших органов, но также всей биосферы. На политическом уровне нам бы могли пригодиться законы, помогающие обуздать эти эффекты; на личном уровне нам, возможно, потребуются сознательные стратегии, чтобы убедиться, что наши хорошие поступки не дают нам бессознательную моральную лицензию на совершение плохих вещей — что нам не нужно моральное лицензирование.
Мы станем опаснее для себя и для окружающих, если не поймем этого.
