Смерть — это вовсе не то, о чем мы привыкли думать и говорить.
Но мы не могли пройти мимо этого текста — мощного и отрезвляющего рассуждения о том, что рано или поздно коснется каждого из нас.
Перед вами — стенограмма выступления известного общественного деятеля, учредителя Фонда помощи хосписам «Вера» (fond-vera.ru) Нюты Федермессер на TEDxSadovoeRing. Публикуем в небольшом сокращении. Удивительно проникновенные слова, вызывающие мурашки, доводящие до слез и попадающие прямо в душу.
Просим вас на минутку остановиться, вдумчиво прочитать этот текст и поразмышлять о самом главном.
В хосписе проходил концерт. Небольшой камерный концерт, когда в холл вывозят пациентов и кто-то из музыкантов играет для них. Это не обязательно должны быть какие-то великие музыканты, лишь бы музыка была узнаваема, лишь бы было приятно лежать и слушать. Потому что, конечно, большинство знает: скорее всего, это последняя музыка и последний концерт.
На одном из таких концертов была семейная пара. Уходил муж, очень преданная жена стояла рядом, держала его за руку. Такая, знаете, нежная, очень ухоженная женщина, тоненькая. Она держала его за руку весь концерт, и когда концерт закончился, они вместе поехали в палату, а я почему-то попросила ее: заходите, говорю, потом в кабинет, просто пообщаться. И, наверное, часа через полтора после этого она зашла, и я по ее виду сразу поняла, что муж у нее ушел.
Не то чтобы она плакала в этот момент или какой-то подавленной вошла. Нет, расслабленной. Она говорит: «Саша умер». Я говорю: «Как умер? Вы же только что на концерте были, как же так?» — «Вы понимаете, мы заехали в палату, я села к нему на кровать, он протянул руку и хотел поднять ее, я взяла его за руку (у нас очень слабые пациенты, для них порой поднять руку — это тоже целое дело). Я взяла его за руку, чтобы помочь, и он говорит: «Не надо, я сам». И положил руку сюда на блузку и стал расстегивать кофту, пуговицу. А потом рука так сползла вниз – он умер».
Люди думают о тех, кого любят, о любимой женщине, или думают о тех, кого любили когда-то и к кому предстоит вернуться.
Такой важный персонаж в моей жизни – баба Маня.
Бабушка из деревни Никитино, куда я приезжала всю жизнь и приезжаю сейчас каждый год летом. Она умерла в 104 года. Умерла так, как в книжках пишут, знаете, у себя дома, в своей избе, рядом со своей уже очень пожилой дочерью, за ней ухаживавшей, и до конца оставалась в своем уме.
Иногда что-то говорила: знаете, когда ей стало сильно за 90, никто уже, в общем-то, не прислушивался, что там она несет про колхоз, совхоз, войну, революцию. И вдруг я приостанавливаюсь около нее, потому что вот что-то интересное она говорит. Это Ярославская область, там говор такой специфический. И она говорит: «Нюта, милай мой, вот Алеша мой помер – мне 21 год был, я беременная осталась. Он на войну ушел и помер, я молодая была, у меня коса». А она сидит, знаете, валенки такие здоровущие, из них ноги тонкие торчат, такое платье потрепанное, ну какое-то… не знаю, стандартное, деревенское, колхозное. Платок, волосы тонкие, как паутина, белые выбиваются. «Коса была, и Алеша мой. У меня мужчин больше не было. Нюта, ты как думаешь, я к нему попаду молодухой или с такой кожей обвисшей?»
Так что думают люди о своих близких, думают о том, чтобы их помнили.
Совсем недавно в Москве в Центр паллиативной помощи перевели молодого мальчишку, 16-летнего, из Центра Димы Рогачева, потому что случается, что нельзя вылечить, но можно помочь.
Он довольно быстро понял, что условия не как в больнице, все можно, все понимают, что впереди, хотя откровенных разговоров с ним не было. Я ему сказала: «Дим, чего хочешь?» Он говорит: «Ну чего хочу, покурить и пива». Ну, покурить, пиво — это в общем мы легко организовали, но дальше все, конечно, не так весело. Мама рядом в палате, мама плачет.
С кем-то из врачей сложились более доверительные отношения, и накануне выходных он сказал, что ему очень нужно сделать одно дело важное. Ну какое дело важное – надо купить цепочку и кулончик — сердечко. И вот несколько человек из Центра паллиативной помощи, медики, бегали по Москве в выходные дни и принесли ему на выбор в понедельник много разных кулончиков: сердечко, знаете, такое, со стрелой, сердечко одинарное, сердечко двойное, сердечко расколотое. Он выбрал сердечко. Когда он ушел, мама забрала это сердечко – она отдаст его девочке, про которую он думал.
А я думаю, что эта девочка, которая, наверное, живя в такой глубокой глубинке, в бедности, в простоте, в таком городе, где среднестатистический мужик становится алкоголиком и умирает лет в 30, 32, выйдет замуж, станет он у нее алкоголиком, умрет, она будет в таких лосинах леопардовых, в калошах, семечки лузгать – и у нее всю жизнь будет этот кулончик. Она всю жизнь будет вспоминать фантастическую романтическую историю, которой ни у одной бабы больше нет там. Она будет помнить этого Диму.
А у нас все сотрудники будут помнить Диму, потому что если врач облегчает состояние больного, покупая кулончик с сердечком, то это какая-то невероятная медицинская помощь – паллиативная медицинская помощь называется, хосписная. Для того чтобы у человека была возможность положить руку на грудь любимой женщины, купить кулон, для этого тоже нужны какие-то условия. Чтобы он был самим собой, ему должно быть не больно, не страшно, не одиноко.
Раньше все это было естественно, раньше люди готовились к уходу из жизни. Сейчас редко в каких семьях про это говорят, но иногда говорят.
Как правильно? Бывает правильно? Совершенно правильно не бывает, но очень хорошо, когда те, кто уходит, подумали о тех, кто остается.
Для этого мы с вами не должны бояться задавать вопросы, не должны бояться давать ответы. Потому что если вас спрашивает кто-то или кто-то вам говорит: слушай, там будешь меня хоронить или если я умру, то там. Ответ: да что ты, ты еще меня переживешь, простудишься на моих похоронах. Прекрасно, конечно, но все остались недовольны.
И вот эта честная проговоренность, эта вот подготовка — это то, что дает вам возможность потом не испытывать чувство вины, возможность оставаться самими собой и вдруг честно говорить о своих желаниях.
Здесь важно слово «честно». Вы только тогда можете правильно расставить приоритеты и определить, что важно, когда вы знаете дедлайн. Это ведь со всем так: если вы знаете, когда уезжаете, вы успеете сделать ровно то, что нужно, и не сделаете ерунду. Если вы знаете, когда экзамен, вы успеете хоть как-то подготовиться, а если не знаете, то будет жутко страшно, потому что вообще не понимаешь, чего сдавать. Если вы знаете свой диагноз и если вы знаете, что у вас осталось 3 месяца или 3 года, то скорее всего вы очень правильно расставите приоритеты. А в хосписе, там, где медицина наконец соединяется с человеком, присоединяется к человеку, там, где все сделано так, чтобы было не больно, не страшно, не одиноко, в хосписе открывается неожиданная возможность в этой сумасшедшей жизни быть честным с собой, со своими близкими, честно сказать, чего тебе хочется.
Чего люди хотят перед смертью? Хотят селедки, хотят покурить, недавно парень один с рассеянным склерозом женщину захотел. Ну на самом деле нет ничего невозможного для руководителя учреждения, если пациент хочет. Ему можно и женщину обеспечить. Прекрасная женщина, не раз еще к нам придет, я уверена.
…Если получилось сделать так, чтобы было не больно, не страшно, не одиноко… то тогда оказывается, что есть время – фантастическое, драгоценное время. Его порой не надо много, на это хватает нескольких минут, кому-то на это нужны дни.
Но это немного времени, за которое нужно сказать 5 главных вещей друг другу: «ты мне очень дорог», «я тебя люблю», «прости меня», «я тебя прощаю», «я с тобой прощаюсь». Вот эти желания и возможность их осуществить – это те самые 5 вещей. Они проговариваются вот так: «купите ей кулон», протянутой рукой к пуговице на груди любимой жены. Это те самые 5 вещей.
Если все понятно и можно быть искренним, то можно, оказывается, осмелеть в нашей дурацкой нелепой жизни, где мы переполнены условностями. До того, чтобы слепая молодая уходящая женщина сказала: «Знаете, я всю жизнь мечтала и никак не могла осмелиться… Я хочу такой маникюр, чтобы каждый ноготь яркий и разноцветный». Можно? Она слепая.
Ей сделали этот маникюр, она лежала, положив руки на одеяло, и каждого входящего в палату родственника или медсестру просила назвать, какого цвета каждый ноготь, чтобы убедиться с каждым новым человеком, что у нее действительно каждый ноготь другого цвета.
Время и открытость, и помощь убирают боль, то, чего мы больше всего боимся перед смертью. Мы совершенно точно не думаем перед смертью о смерти, мы думаем о жизни. Хоспис – это возможность от ужасной жизни уйти. И если знать правду тогда, когда мы с вами здоровы, если подготовиться и перестать бояться того, что очевидно и наверняка произойдет с каждым, гораздо более очевидно, чем рождение детей, замужество, институт, развод, не знаю, все что угодно, тогда уже можно сейчас подумать, о чем вы хотите думать перед смертью. Тогда получится. Спасибо.
