Вопрос о свободе гораздо шире политического измерения (хотя и включает его в себя): это и вопрос о том, как мы мыслим, как конструируем мир посредством языка, как воплощаем себя в мире, какие выборы делаем, и о соответствующих ограничениях, которые это на нас накладывает. Сделали подборку материалов о разных ликах свободы и формах её утраты, а также о незыблемых областях, в которых всегда владеем ей, если добровольно не отказываемся от прав на неё.
1. В чем хитрость мирового духа? Cвобода и культура в философии истории Гегеля
Каким образом в разные этапы мировой истории человек осмыслял понятие «свобода» и в чем сам Гегель видел ее сущность? Почему герои истории только инструменты мирового духа, а в деспотиях несвободен даже тиран? Как философия Гегеля приводит к утверждению европоцентризма, одновременно преодолевая его, и почему сам философ радовался тому, что живет в эпоху блистательной старости мирового духа? Рассказывает культуролог, преподаватель МГУ Олег Комков в одной из лекций из цикла «Теория культуры».
«История размечена точками, в которых сливаются конец и начало. Каждая точка это большое событие, в котором совершается нечто важное (независимо от того, осознается или не осознается человеком), высшая точка напряжения человеческих сил. Нет низшего и высшего, худшего и лучшего, надо помнить о том, что в каждый «исторический период» люди проживали целые жизни, жили целые поколения. Для всех них это было единственным, что они знали и чем были в этом мире. В этом пространстве и просторе их жизней находилось место не только для рабства и закабаленности, но и для высших взлетов духа».
2. «Пятая Стоя»: как стоицизм помогает не терять себя в эпоху тотального контроля и дедемократизации
Философия стоицизма возникла более двух тысяч лет назад, при этом она не теряет своей актуальности, о чем свидетельствует появление все новых и новых книг с перечислением стоических техник, а также развитие таких движений, как Modern Stoicism. Но почему именно стоицизм и почему именно сейчас? Мэтью Шарп, доцент кафедры философии университета Дикина, размышляет, как стоицизм помогает сохранять чувство контроля над происходящим в темные времена дедемократизации, какое отражение стоические техники нашли в современной когнитивно-поведенческой терапии и почему стоицизм — это в первую очередь практика и «искусство жить», а не теория.
«Одно из старых критических замечаний в адрес стоиков, выдвинутых немецким философом Гегелем, заключается в том, что стоицизм — это философия для времен дедемократизации. Он возник после того, как автономные демократические города-государства классической Греции пережили окончательный упадок. Философия вновь наделяет людей индивидуальной силой в мире, где все остальное находится в распоряжении властителей, таких как эллинистические цари и римские императоры, которые в любой момент могут лишить нас всех наших мирских благ».
3. Одномерный человек: чем живет носитель «счастливого сознания» и как мы потеряли свободу выбора?
Тотальное программирование общества на ложные ценности, обеспечивающие им избыток материальных благ, немецкий философ и социолог Герберт Маркузе называл «неототалитаризмом». Он считал, что негативной стороной технического прогресса, демократии и капитализма стала потеря индивидуального мышления и способности человека жить по собственным правилам. Разбираемся, какие процессы, происходящие в обществе, привели Маркузе и других философов к таким выводам, почему, по мнению мыслителя, обратной стороной материального благополучия стал духовный кризис и как на сцене истории появился «одномерный человек», которому страшно оставаться наедине с собой, ведь у него практически не остаётся ничего своего, если отнять у него как информационное, так и материальное потребление.
«Они верят, что они умирают за Класс, а умирают за партийных лидеров. Они верят, что они умирают за Отечество, а умирают за Промышленников. Они верят, что они умирают за свободу Личности, а умирают за Свободу дивидендов. Они верят, что они умирают за Пролетариат, а умирают за его Бюрократию. Они верят, что они умирают по приказу Государства, а умирают за деньги, которые владеют Государством».
4. «Где страх делает выбор за меня?»: интервью с Джеймсом Холлисом
По мнению доктора философии, известного юнгианского аналитика, автора книги «Душевные омуты» Джеймса Холлиса, зачастую первую половину жизни человека можно описать как жизнь по шаблону — этап, в котором мы живем в соответствии с усвоенными в детстве установками, правилами и нормами. Жизнь проходит на автопилоте, обслуживая устаревшие стимулы/требования, чужие сценарии. Вторая половина нашего путешествия — это не хронологический момент, а психологический этап осознания, который происходит после какой-то критической черты (развод, потеря работы, депрессия, беспокойство), за которой уже невозможно так, как прежде. Насколько это меняет нас? Как опознать «болотистые зоны», в которых мы застряли, чтобы найти в себе силы переступить через страх и вырваться на свободу, перейти от ориентации на других к ориентации на собственную душу и ее желания? Что значит «делать выбор в сторону расширения»?
«Почему мы застреваем? Нам обычно нетрудно опознать наши «болотистые зоны» (душевные омуты) в нашей жизни. Как правило, мы сами виноваты в отсутствии достаточной силы воли, чтобы вырваться из тупика. Но если у нас присутствует воля, тогда в чем проблема? Моя идея «застревания» — это действительно другое. Она предполагает честный ответ на вопрос: какая глубочайшая тревога или угроза возникла бы, если мы не застряли бы в этом тупике? Если мы когда-нибудь выйдем из замкнутого круга, мы должны будем выяснить, какую устаревшую тревогу нам придется преодолеть, чтобы двигаться вперед. Например, глубоко скрытая тревога может лежать за боязнью одиночества, покинутости или страхом перед реальным актуальным конфликтом с другими. Либо мы намеренно сделаем усилие и решительно что-то предпримем, либо все останется по-прежнему».
5. Страсти Мишеля Фуко: надзирать и наказывать
Знаменитый философ-историк Мишель Фуко освещал только те темы, которые волновали лично его. Эти темы выходили за рамки принятых в науке концепций, пересекали дисциплинарные границы, а зачастую и грани разумного. Работа «Надзирать и наказывать» (1975) посвящена переосмыслению истории пенитенциарных учреждений через призму дисциплинарных практик рационального управления. Чуть позже Фуко дополнит свои находки и разовьет их в концепт «биополитики». Тюрьма как вид наказания сменила казни и пытки вовсе не из-за соображений гуманности, а из желания государства тотального контроля над индивидом. Тюрьма как организация и подавно плотно вошла в нашу жизнь, став моделью любого учреждения — от школы до предприятия. Еще раз возвращаемся к работе Фуко и разбираемся, как общество превратилось в тотально несвободный объект, идеально подходящий для того, чтобы надзирать за ним и его же наказывать.
«Паноптикум — это утопическое представление об обществе и типе власти, которое, по сути, является обществом, известным нам теперь, утопией, воплощенной в жизнь. Такой тип власти вполне может называться «паноптизмом». Мы живем в обществе, где царит паноптизм. Это тип власти над индивидами, осуществляющейся в форме постоянного наблюдения за индивидами, в формах контроля, наказания и вознаграждения, в форме исправления, т. е. образования и преобразования индивидов согласно определенным нормам. Три аспекта паноптизма: надзор, контроль и исправление — представляются основными измерениями властных отношений, присущих нашему обществу».
6. «Уход в лес» Эрнста Юнгера: пути к свободе в эпоху постгуманизма
Фрагменты эссе Эрнста Юнгера «Уход в лес» (1951), где философ размышляет, как человеку вести себя перед лицом и внутри катастрофы.
«По сути, тиранию и свободу нельзя рассматривать по отдельности, даже если с точки зрения временности они и сменяют друг друга. Можно, конечно, сказать, что тирания упраздняет и отменяет свободу – но, с другой стороны, тирания становится возможной только там, где свобода стала ручной и низвела сама себя до пустого понятия. Человек склонен полагаться на машины или уступать им, даже тогда, когда он должен черпать силы из собственных источников. Это объясняется нехваткой фантазии. Человек должен осознавать тот предел, за которым он не может себе позволить отдавать на откуп своё собственное суверенное решение. Пока всё в порядке, есть в кране вода и ток в розетке. Но если жизнь и собственность окажутся в опасности, телефон волшебным образом призовёт пожарных и полицию. Большой риск скрыт в том, что человек слишком уверенно на эту помощь полагается, и потому оказывается беспомощным, когда она не приходит. За любой комфорт нужно расплачиваться. Положение домашнего животного влечёт за собой положение убойного скота».
7. «Роковая участь человека»: свобода в философии экзистенциализма
Один из основоположников экзистенциализма Сёрен Кьеркегор считал, что «человек – экзистенция, соединяющая в себе вечное и временное, бесконечность и конечность, необходимость и свободу». Вообще философы, близкие к экзистенциализму, неизменно рассматривали человека через призму свободы, на которую он обречен, и исследовали ее границы и смыслы. Но что они вкладывали в само понятие свободы? Возможность и право выбора, акт самосотворения, игру абсурда, вызов смерти и «ничто»? В этом материале мы разбираемся, что под свободой понимали Николай Бердяев, Лев Шестов, Карл Ясперс, Жан-Поль Сартр, Альбер Камю и Мартин Хайдеггер и почему «человек свободен, когда ему не нужно выбирать».
«Никогда мы не были более свободными, чем во время немецкой оккупации Франции» (Ж.-П. Сартр)
8. Парадоксы выбора и превратности свободы: Барри Шварц о ловушках XXI века
Счастье без свободы или свобода без счастья? Психолог Барри Шварц рассказывает, как свобода выбора в XXI веке превратилась в тюрьму завышенных ожиданий и действительно ли то, что мы имеем, делает нас счастливыми.
«Широкий выбор вызывает два негативных эффекта. Во-первых, как это ни парадоксально, он скорее парализует, чем освобождает. Имея множество вариантов, людям оказывается трудно сделать вообще какой бы то ни было выбор <…>. Вам очень хотелось бы сделать правильный выбор, если это решение навечно, не так ли? Вы не захотите выбрать не тот паевой инвестиционный фонд или даже не ту приправу для салата. Вот он первый эффект <…>.
Второе — то, что экономисты называют стоимостью упущенных возможностей. Дэн Гилберт был очень прав сегодня утром, когда говорил о том, насколько то, как мы ценим вещи, зависит от того, с чем мы их сравниваем. Таким образом, когда альтернативных вариантов для оценки много, очень легко представить себе привлекательные стороны отвергнутых альтернатив, и это делает нас менее удовлетворенными тем вариантом, на котором мы остановили свой выбор <…>.
Третье: рост ожиданий… Рост числа человеческих возможностей не приводит ни к чему иному, кроме как к росту ожиданий того, насколько хороши эти возможности могут быть. И этот рост приводит к тому, что люди становятся менее удовлетворенными результатами, даже если эти результаты хороши <…>.
Нет никаких возражений по поводу того, что какой-то выбор лучше, чем его отсутствие, но из этого не следует, что большой выбор лучше относительно небольшого. Есть какое-то волшебное число. Я не знаю, какое оно. Но я уверен, что мы уже перешагнули ту черту, когда рост вариантов выбора приводил к росту благосостояния».
9. Сартр и Декарт: «Свобода — это единственное основание бытия»
Сартр, препарирующий Декарта. Публикуем эссе «Картезианская свобода», где философ-экзистенциалист обстоятельно разбирает взгляд Рене Декарта на взаимосвязь свободы, созидания и истины, и объясняет, в чём Декарт опередил мыслителей XX века и зачем он приписал Богу то, что принадлежит нам самим.
«Таким образом, человек — это бытие, через которое в мир является истина: его задача — полностью определиться и сделать свой выбор, для того чтобы природный порядок сущего стал порядком истин. Он должен мыслить мир и желать своей мысли, должен преобразовывать порядок бытия в систему идей. Поэтому начиная с «Размышлений» человек у Декарта предстает как то «онтико-онтологическое» бытие, о котором впоследствии будет говорить Хайдеггер. Итак, Декарт с самого начала облекает нас всей полнотой интеллектуальной ответственности. Он постоянно ощущает свободу своей мысли по отношению к рядам сущностей. И свое одиночество тоже. Хайдеггер заметил: никто не может умереть вместо меня. А до него Декарт: никто не может понять вместо меня. В конце концов я должен сказать «да» или «нет» — и один определить истину для всего универсума».
10. Экзистенциальное сознание: что нам дает знание о конечности нашего существования?
Альбер Камю писал, что человек начинается с предела. Классики экзистенциальной философии полагали, что человек раскрывает и познает себя в пограничной ситуации, на пределе своего бытия. Но в чем заключается этот предел и есть ли он вообще у человека? Разбираемся, что такое экзистенциальное сознание, как конечность нашего существования влияет на наше самоощущение и почему именно антропологический предел становится условием человеческого бытия и самопонимания.
«Распространено представление, что свобода заключается в возможности быть самим собой. Согласно этой мысли, быть свободным — значит соответствовать некоему оригиналу, за которым устремляется его копия. Таким подлинником оказываются готовые нормы и установки человеческой деятельности. Их устанавливает общество, вернее, они складываются стихийно в процессе исторической жизни общества. Однако человеческая аутентичность указывает не на подлинность чему-то, а на собственный способ бытия в соответствии со своими бытийными возможностями. Быть самим собой – это не значит стать кем-то или соответствовать чему-то. Это означает перестать пытаться быть чем-то, чем человек не является, то есть перестать быть безликим Другим. Последнее не свидетельствует о том, что человек замыкается в себе, но лишь то, что человек не исчезает в других как своих возможностях».
